Основы Метафизики

Это понятие воспринял М. Хайдеггер, однако понимал под горизонтом не только эмпирически установленный, но прежде всего a priori спроектированный горизонт «способности-быть», в котором я предвосхищаю и ожидаю приближения будущего[10]. Этот горизонт есть мой «мир», в котором – во времени – обнаруживается бытие[11]. Даже если понимание Хайдеггером бытия как времени сомнительно, приемлемым все же остается само понятие горизонта.

«Горизонт» мира понимания превратился в основное понятие новейшей герменевтики, теологической у Р. Бультмана, философской у Г. Г. Гадамера (1961). Для понимания какого-либо другого, прежде всего исторического, текста (или события) необходимо обрести чужой или дальний горизонт понимания. В этом смысле Гадамер говорит о «слиянии горизонта». Возможно ли и нужно ли это, и в какой мере, – наверное лишь ограниченным способом, – мы не имеем возможности здесь обсуждать.

2.3.1.2. Понятие «горизонта», начиная от Гуссерля и Хайдеггера, вошло также в новейшее метафизическое мышление, которое говорит о горизонте мира или бытия (И. Б. Лотц, К. Ранер и др.)[12]. В этом смысле горизонт подразумевает определенную сферу предмета как поле зрения познания или, в целом, как поле действия исполнения акта. Это не является образным, расплывчатым словом, а может отчетливо уточняться в понятиях материального и формального объектов. В таком случае горизонт есть совокупность [Inbegriff] материального объекта (совокупность всех возможных отдельных объектов познавания), поскольку его сфера предопределена (или ограничена) формальным объектом способности познания. Быть может, еще точнее об этом также можно сказать по-другому: горизонт есть формальный объект способности познания (субъекта), поскольку ему a priori доступен этот формальный аспект (объекта), а следовательно, открыта определенная сфера возможных, формально определенных объектов. Это касается не только познания, но точно также, сообразно смыслу, стремления, воления и поступков, поскольку им также свойственен определенный горизонт.

Чувственное восприятие, как-то: видение, слышание и т. п., – ограничено определенным формальным аспектом, следовательно, их возможные предметы a priori (с самого начала) ограничены сферой видимого, слышимого и т. п.; это есть их горизонт. Но если я вопрошаю, мыслю и знаю, стало быть, исполняю духовное (интеллектуальное) познание, то в каком горизонте это происходит? На что простирается предзнание вопрошания? Какой горизонт благодаря этому открыт или, скорее, предположен как прежде открытый?

Если в дальнейшем должен быть обнаружен принципиально неограниченный горизонт, то следует принять во внимание: понятие горизонта тем самым уже вводится в некотором аналогично превосходящем смысле. Слово «горизонт» (от греч. «horizein» – ограничивать, фиксировать) изначально подразумевает определенно ограниченное поле зрения как сферу понимания или действия. Здесь, однако, обнаруживается, что сфера вопрошания превышает возможные границы, ее априорный «горизонт», стало быть, уже не ограничен. И все же мы остаемся при этом слове, ибо оно точно и наглядно выражает задуманное, хотя оно есть уже аналогическое применение понятия, что, как будет показано ниже, свойственно всем метафизическим понятиям (ср. 2.4.3 и cл.).

2.3.1.3. Всякое вопрошание имеет своим условием предзнание: эмпирическое предзнание – как условие определенного отдельного вопроса, чистое предзнание – как условие возможности вопрошания вообще. Таким образом, здесь мы точно так же можем различать эмпирический и априорный горизонты.

Эмпирическое предзнание, возникшее из предшествующего опыта, причем не только из чувственных впечатлений, но и из совокупно-человеческого опыта, образует эмпирический горизонт как условие осмысленного, содержательно определенного отдельного вопроса. Эмпирический горизонт образует поле зрения моего опыта, позволяющее ставить дальнейшие вопросы. Соответственно эмпирическому предзнанию можно также говорить о некотором конститутивном и модификативно расширенном горизонте (ср. 2.2.2).

Следует, однако, принять во внимание, что эмпирический совокупный горизонт содержит множественность частичных горизонтов. Мы совершаем опыты различного вида в частичных сферах или аспектах жизни. Мы говорим и ведем себя по-разному в «мире» науки (и различных наук), в «мире» искусства, морали, религии, в повседневно переживаемом «жизненном мире». В этом состоит понимание, но отсюда же вытекает и проблема «языковых игр» Л. Витгенштейна, т. е. различного, всякий раз регионально упорядоченного языкового поведения. Такие «частичные миры» хотя и различаются, но полностью не распадаются, резко не разграничиваются; они пересекаются и взаимодействуют. Только это множество образует совокупный горизонт, в котором мы живем, говорим и определенным образом ведем себя, а также все далее вопрошаем.