Основы Метафизики

Другие вещи, которые не имеют безусловной самоценности, а представляют относительную ценность – орудия, продукты питания и т. п., я могу утверждать в их собственной ценности лишь тем, что я употребляю их сообразно тому, что они сами есть и для чего они существуют. Я могу использовать как средство для моих целей некую опосредствующую практическую ценность, однако никогда – ценность другой личности, так как она, как подчеркивал уже Кант, «есть цель сама по себе и никогда не может употребляться как всего лишь средство» (KpV 155f. ср. WW 4, 428ff. u. а.). Здесь, как еще будет показано, наиболее четко выступает чистая сущность воления – в личностном утверждении, в благоволении, в деянии любви.

5.4.2. Примат теории или практики

5.4.2.1. Греческое мышление отдавало первенство «theoria» (интеллектуальному познанию); из теории выводилась «praxis» (нравственные поступки). Это очевидно уже в «этическом интеллектуализме» Сократа, а также в философии Платона, Аристотеля и других.

В христианском мире примат воли и любви особенно подчеркивает Августин. В схоластике Средневековья это приводит к контроверзам между интеллектуализмом (идущим от Аристотеля: Фома Аквинский и его школа) и волюнтаризмом (идущим от Августина: Бонавентура, Скот и другие).

В раннем Новом времени вновь на передний план отчетливо выступает теоретический элемент (рационализм: Декарт, Спиноза и другие). Кант, напротив, ограничивает теоретическое (научное) познание голым явлением в рамках возможного опыта. Там, где заканчивается знание, освобождается путь нравственному волению. Что переходит границы теоретического «знания», того достигает практическая «вера» в постулатах практического разума. Вслед за Кантом примат практического подчеркивает Фихте. Конец теоретического знания опосредствует свобода нравственных поступков в «бесконечном стремлении». Гегель оборачивает это отношение, поскольку в «Феноменологии духа» он пытается снять все практическое (мораль, право и религию) в «абсолютном знании».

В новейшей философии практическое чаще всего находится на переднем плане – у Маркса и вплоть до неомарксизма, у Ницше и в философии существования, в философии ценностей от Лотце до Шелера и других.

5.4.2.2. В противовес этому указывалось, что и знание и воление суть способы исполнения духа, достигающие сущего в его бытии, а следовательно в горизонте бытия. Они не различаются своими предметными сферами. Уже знание, как и воление, может распространяться на все, что «есть». Оба ограничены тем, что конечны и связаны опытом, но в аналогическом простирании на бытие превышают последний, по сути он всегда уже превзойден. Различие, напротив, состоит в способе, каковым в них осуществляется исполнение другого. Актом знания исполнение единства субъекта и объекта полагается в субъекте, другое полагается как «объект в исполнении» субъекта. Только в волении это единство полагается в объекте, следовательно, «объект сам по себе» утверждается и к нему устремляются ради него самого. Исполнение духа в своем другом превышает теоретическое знание и завершается только в волении и практическом поведении (в поступках – вплоть до деяния блага).

Это дает ответ на вопрос о примате знания или воления (интеллектуализм или волюнтаризм). Если вопрошается о том, в каком исполнении акта впервые происходит к-себе-прихождение-духа, достигается способ бытия духовно-личностного бытия, то это – знание как сознательное при-себе-бытие духа. Однако если вопрошают о том, чем завершается самоисполнение духа в своем другом, в чем достигается его цель и его ценность, то это – воление и поступки. Теоретическое познание выполняет здесь сущностную, но лишь опосредствующую функцию, оно требует принятия активной позиции и свободного решения относительно практического поведения. Только в последнем происходит духовно-личностное самоосуществление: в реальном исполнении меня самого в другом или на другое.

5.4.3. Онтическая и исполненная благость