Читаем Основы научного антисемитизма полностью

Имея веские основания не доверять «жрецам» философии, мне и пришлось сделаться независимым исследователем еврейского вопроса, но дабы как-то отличить себя от господ, вышеназванного типа, мне ничего не оставалось делать, как назвать себя философом «нештатным», и в этом самоназвании есть тоже своего рода философская идея. Философ — это всякий, кто мыслит самостоятельно, постигая суть вещей. Философ — всякий, кто чему-то дает свое название, не потому, что так принято это называть, а потому, что его разум видит нечто общее в классах понятий. Первым в мире философом стал Адам в тот момент, когда начал давать свои имена животным: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2:19). Начав давать имена животным, Адам тем самым создал свой дискурс стал его хозяином, и, как следует из Библейского текста, сему дискурсу подчинился и Сам Бог, а иначе и не могло быть, ибо Бог как Логос как Слово не существует вне дискурса, только в человеке, как считал Гегель, Абсолютная Идея начинает познавать Самое Себя. У древних народов имя, название, слово, почиталось великой силой. Кто дает чему имя, тот владеет предметом. Победитель, порабощая и подчиняя себе вассала, первым делом менял ему имя (см. 4Цар.23:34, 4Цар.24:17, 2Пар.36:4), ныне, конечно, нравы изменились, но суть языка, суть дискурса, осталась все той же. Наш современник постмодернист Ролан Барт пишет: «…язык, как перформация всякой языковой деятельности, не реакционен и не прогрессивен; это обыкновенный фашист, ибо сущность фашизма не в том, чтобы запрещать, а в том, чтобы понуждать говорить нечто» (Актовая лекция, прочитанная при вступлении в должность заведующего кафедрой литературной семиологии в Колледж де Франс 7 января 1977 года). Таким образом, философ, поскольку он имеет дело с языком, это тоже своего рода фашист, и таковым может быть кто угодно, хоть трехлетний ребенок, хоть козленок из той сказки, цитата из которой взята в качестве эпиграфа к настоящему сочинению. К примеру, как часто взрослые образованные люди чувствуют себя полными дураками в споре с детьми детсадовского возраста, а почему? Потому что не могут говорить с ними на привычном им «образованном» языке и вынуждены подчиняться их простому детскому дискурсу. Однако, по своему опыту учителя, могу сказать, что далеко не все дети, и тем более взрослые, философы, т. е. хозяева дискурса. Пример козленка здесь не такая уж метафора, на самом деле не только философски мыслить, но и элементарно считать до десяти, умеют далеко не все. Так, некоторые мои ученики, при том что числились как вполне успевающие в школе, не обнаруживали понимания того, что такое счет, даже на уровне козленка. Они никак не могли применить свои богатые познания в математике на элементарной практике (а нам в музыке не нужно уметь считать даже до 10, большинство ритмических проблем решается счетом до четырех, ну максимум, до восьми). Они никак не могли понять, что считать — это не считать вообще, перечисляя цифры в определенном порядке, а считать что-то конкретное, что ты ощущаешь и наблюдаешь, например, доли (биты) в музыкальной длительности, или хотя бы ворон на небе, но нет, они продолжают бубнить свое «раз, два, три…» без всякой связи с какой-либо реальностью. Вот один характерный случай из моей практики. Спрашиваю ученицу второго класса:

— Как ты, в арифметике сильна?

— Да, я лучшая в классе, я знаю, что 1+1=2, 2+2=4, 3+3=6!

— Хорошо, а сколько будет два плюс один?

— Нет, так нельзя спрашивать. Учительница учит нас говорить «и еще» (ве-од), потому что слово «плюс» мы еще не понимаем.

— Ну хорошо, сколько будет два и еще один?

— Один.

— Ну как же! Вот смотри: два пальца и один палец, сколько всего пальцев? (Считает: раз, два, три).

— Три.

— Ну правильно. А сколько будет один и еще два?

— Два.

— Ну давай опять считать. Вот один палец, вот еще два, сколько всего?

— Три.

— Так, ну а ты что говорила?

— Ну я же говорила «три», вот: три и три — шесть!

— Но я же не спрашивал, сколько будет три и три, я спрашивал сколько будет один и два, ну и сколько же будет один и два?

— Два!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука