"Основы научного антисемитизма"

Что такое «постмодернизм»? Это своего рода философская контрреволюция против модерна, который в свою очередь являлся революцией против вышеупомянутого консерватизма, противопоставляющей предрассудкам старого мышления идеи поиска универсальных разумных общечеловеческих ценностей и на их основе создание нового мира: «Мы наш, мы новый мир построим» – этими словами из «Интернационала» можно выразить всю суть классического модерна. Постмодернизм же, несмотря на новизну сего термина, явление отнюдь не новое, он испокон веков был присущ евреям, которые прекрасно умеют кочевать по разным «измам», культурам, модернам, нигде фундаментально не задерживаясь и ничего не привнося своего. Когда антисемиты пытаются обвинить евреев в модерне, т.е. в подрыве традиционных духовных ценностей тех народов, среди которых они живут, то апологеты иудаизма тут же находят тому тысячу и одно опровержение, мол, евреям запрещено влиять на что-либо гойское, видоизменить, модернизировать их порядки. В данном случае мы станем на сторону еврейских апологетов и подтвердим: еврей-модернист, еврей-реформатор – это уже не еврей, а вот еврей-постмодернист – сколько угодно. Модернистами могли быть христиане, мусульмане, марксисты, «подорвавшие» немало всяких «ценностей» за всю свою историю, евреи же на всех «ценностях» только делали свои гешефты, торгуя ими как биржевыми акциями. Если прежние эпохи искали свой модерн (новый идеальный, универсальный для всего человечества истинный мир), во имя которого безоговорочно приносились в жертву все этнические и архаические особенности, если последние не отвечали идеалу Нового Адама, Сверхчеловека, человеку коммунистического будущего, то современные постмодернисты отрицают всякую истину и универсальные этические критерии вообще: нельзя отличить правду от лжи, добро от зла, высокое от низкого; никакие предрассудки, даже самые изуверские, постмодернизм не отрицает, он стремится обосновать право любого маразма на существование (он «плюралист» в том смысле, который в это слово вкладывал Солженицын в статье «Наши плюралисты»). Более того, для постмодернизма все маразмы в каком-то смысле равны, ибо никакой абсолютной универсальной истины для него нет, хотя своя «истина» у него тоже имеется, но она отнюдь не для всех, истина как бы стала объектом частной собственности, на которую установлен копирайт. Всякий маразм ныне «уважаем», поэтому тщетно даже критиковать и что-то противопоставлять постмодернизму, ибо он просто улыбнется в ответ и скажет: «И твое мнение я тоже уважаю». Что ж, как говорится, «долг платежом красен» и мы, в свою очередь тоже будем уважительно относиться к постмодернизму. Мы признаем, что это явление отнюдь не случайное и имеет вполне объективные причины своего возникновения и существования.

Первую причину можно выразить словами философа-постмодерниста Жана Бодрийяра: «Если бы мне надо было дать название современному положению вещей, я сказал бы, что это – состояние после оргии. Оргия – это каждый взрывной момент в современном мире, это момент освобождения в какой бы то ни было сфере. Освобождения политического и сексуального, освобождения сил производительных и разрушительных, освобождения женщины и ребенка, освобождения бессознательных импульсов, освобождения искусства. И вознесения всех мистерий и антимистерий. Это была всеобъемлющая оргия материального, рационального, сексуального, критического и антикритического, оргия всего, что связано с ростом и болезнями роста. Мы прошли всеми путями производства и скрытого сверхпроизводства предметов, символов, посланий, идеологий, наслаждений. Сегодня игра окончена – все освобождено. И все мы задаем себе главный вопрос: что делать теперь, после оргии?» (Прозрачность Зла). Совершенно ясно, что под «оргией» здесь подразумевается революционный модерн XX-го века. И нельзя не согласиться, что сего нелестного клейма модерн удостоился по многим показателям вполне справедливо. Новый мир не оказался тем, кем он себя провозглашал. Революция только декларировала освобождение, но так никого и не освободила, сексуальная революция не породила новой более высокой морали, промышленная революция не сделала труд людей более творческим, более гуманным, наоборот, даже гуманитарные профессии стали требовать себе человеко-роботов, репродуктивов – примитивных исполнителей инструкций.