Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения

«…размежевание между всем, что есть живого и передового в советской психологии, со всем отжившим и отмирающим. В конечном счете вопрос сводится к одному: превратить психологию в конкретную “реальную” науку, изучающую сознание человека в условиях его деятельности и таким образом в самых исходных своих позициях связанную с конкретными вопросами, которые ставит практика – такова задача» (Рубинштейн, 1940, с. 9).

Практикой, как мы понимаем, была практика социалистического строительства. Это значит, что мышление, как его разрабатывал Рубинштейн, должно было служить целям той власти, что заказывала эту разработку. Но пусть это останется лишь еще одним слоем культурных искажений, которые необходимо научиться различать. Меня же интересует лишь то, как мышление Рубинштейна скрывает в себе жемчужину рассуждения.

Тут, пожалуй, надо сказать о том, что Рубинштейн, как и все психологи после наглых заявлений Сеченова о том, что психологию должны делать физиологи, и утери души, был занят поиском собственного предмета этой науки. Без него она теряла право на существование. Поэтому он не пропустил рассуждения Челпанова о том, как психология отличается от логики, и почти дословно использовал в своей работе лишь с небольшим идеологическим довеском:

«Мышление является предметом изучения не только психологии, но также – и даже прежде всего – диалектической логики. Каждая из этих научных дисциплин, изучая мышление, имеет, однако, свою отличную проблематику или сферу исследования. Проблемой диалектической логики является вопрос об истине, о познавательном отношении мышления к бытию.

Проблемой психологии является протекание мыслительного процесса в сознании индивидуума, вопрос о конкретной взаимосвязи мышления с другими сторонами сознания» (Там же, с. 286).

Рубинштейн тут, похоже, не очень понимал, что сказал. В сущности, он выдал себя, признавшись, что является сторонником уже осужденной психологии сознания. И означают эти его слова то, что мышление и все, что входит в корпус психологии – восприятие, память, воображение, воля, желания, – это «стороны» или части сознания. Но после победы естествознания это было недопустимо, сознанию было отказано в праве считаться предметом психологии. Чудо еще, что его не изгнали из нее, как разум или рассудок.

Рубинштейн это прекрасно понимал. Просто нельзя говорить о психологии уж на совсем искусственном языке, не имеющем к действительности вообще никакого отношения. Иногда просто необходимо сказать так, чтобы тебя поняли. И вот выскакивают из уст психологов чуждые им «душевные явления» или «стороны сознания». А в намеренно отведенных сознанию главах поясняется:

«Новые формы общественного бытия порождают и новые формы психики, коренным образом отличные психики животных – сознание человека» (Там же, с. 109).

Как это ни печально, но даже посвящая сознанию отдельную главу, Рубинштейн не дает ему более подробного определения, чем то, что можно извлечь из этого высказывания: сознание – это форма психики. А психика – это работа нервной системы, в частности, мозга – «…у человека органом сознательной деятельности является кора…» (Там же, с. 115). И далее, и далее, вплоть до великих открытий Павлова, объясняющих сознание условными рефлексами…

Правда, в самом начале книги он дает иное определение: «сознание – это специфическая форма отражения объективной действительности» (Там же, с. 10), но оно настолько бессмысленно, что я его просто не принимаю к рассмотрению.

Сознание оказывается иным именем психики.

Подмена и противоречие. И не единственное.

Следующее противоречие, которое обязательно надо отметить, скрыто в первых же строках, посвященных мышлению: