В XVIII в. возникло такое философское направление, как позитивизм. Его основатель Огюст Конт считал, что бессмысленно заниматься тем, чем традиционно занимается философия, – познанием сущностей. Надо изучать только доступные нам внешние явления. То, что дано в ощущениях, то, что можно как-то воспринять и измерить, – то изучаемо. Все остальное – не наука («от лукавого»).
Единственным источником истинного знания, говорили позитивисты, могут выступать только конкретные (эмпирические) науки. Истинным может быть только то, что проверяемо на опыте. Поэтому Конт неоднократно подчеркивал, что естественные науки должны выступить основой и методом для всех остальных наук. Рассуждения философов-идеалистов настолько абстрактны, настолько оторваны от реальной действительности, что опытным путем никак не могут быть проверены. Если доказать истинность философских положений не удается, то и говорить тут не о чем: никакой познавательной ценности в них нет. Таким образом, позитивизм декларировал наступление эпохи новой, «неметафизической» философии, которая должна быть построена по аналогии с эмпирическими науками и должна стать их методологией.
Идеи позитивизма стали господствовать и в психологии в начале XX в. Например, бихевиористы активно критиковали психологию сознания В.Вундта за использование субъективного, описательного метода – интроспекции и предлагали основным инструментом познания сделать лабораторный эксперимент. В психологию начала XX в. пришла идея, что критерий истинности знаний – реальный опыт; непроверяемое нельзя считать истинным. Эта мысль нашла свое воплощение в известном принципе верифицируемости (верификации): истинность всякого утверждения должна быть установлена путем его сопоставления с чувственными данными.
Математика всегда считалась точной наукой, и психология стремилась уподобиться математике, т. е была поставлена цель – получить точные и объективные данные, психологические законы и механизмы. Однако оказалось, что даже в математике не все знания объективно истинны. В теории множеств были обнаружены проблемы, поставившие под сомнение незыблемую веру ученых в формальную логику, а значит – в основы математики.
Одним из важнейших законов логики является так называемый «закон исключенного третьего», который утверждает: «Истинно либо А, либо не-А». Например, снег может быть либо белым, либо не белым. Человек – либо психолог, либо не является психологом. Третьего не дано. Но однажды выяснилось, что бывают ситуации, когда этот закон не работает! Математик Кантор для понимания парадокса неспециалистами представил его в образной форме: «В деревне есть брадобрей, который бреет всех тех, кто не бреется сам. Бреет ли он себя?» Казалось бы, ну и что особенного? Но беда-то в том, что эта задача не решается! Если брадобрей бреет тех, кто не бреется сам, то, по условию, себя он брить не может. Но он наверняка бреется сам, однако по условию, он не должен быть брадобреем. Получается, что не является истинным ни первое суждение, ни второе, его отрицающее. Но если закон исключенного третьего не является абсолютным, то можно ли считать истинными все те результаты, которые получены математикой при явном или неявном его использовании? Пережив шок, математики взялись за изучение этого и других парадоксов теории множеств. К счастью, удалось показать, что такие парадоксы возникают только в особых случаях.
В 1931 г. методологии позитивизма и объективной психологии был нанесен существенной урон доказательством знаменитой теоремы Геделя – о неполноте достаточно богатых формальных систем.