ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

В каком бы аспекте мы ни изучали феноменологию низшей воли — в сопряженности с низшей мистикой или с низшим разумом, равно как и в ее самостоятельности, — одинаково, при оторванности от высшего волевого начала она влечет к отпадению от индивидуальности, а в пределе и к полному обезличению человека. Но справедлива и обратная доктрина — низшая воля раскрывается в своей чистой природе лишь в удалении актуального сознания от индивидуального Я, в утешении своей самобытности. Вырывая человека из органической целостности космоса, а прежде всего изолируя, отвлекая от органического творческого содружества с окружающей феноменальной средой, она низводит его сознание в страдные извивы пути одиночества и эгоизма. Человек делается способным к односторонним действованиям низшей воли лишь поскольку он отрывается от своей личности, погружается в стихию слепого влечения и сливается с ее мятежным трепетанием. Поэтому низшая воля есть выпад из мира торжествующей красоты, есть оживление собственной кровью блеклых теней свергнутых в Тартар дерзновений Хаоса, есть вызов органической стройности жизни, есть стремление быть вне бытия. Выпад из бытия есть провал в небытие, есть экстаз торжествующей свободы умирания, есть погружение в абсолютное ничто, в ovkov. Только абсолютное ничто совпадает со стихией низшей воли, только она вводит Смерть в ликующую Жизнь миров, и обратно — низшая воля есть стихия абсолютного умирания. Низшая воля есть первейшее откровение имманентной среды, ее периферической активности, есть ее сущность, есть ее основной предикат, есть ее подземная связь Небытия, Абсолютной Иллюзии с миром развивающихся организмов. Низшая воля есть естественная скрижаль Смерти, отчаяние отрешенности и безнадежности эгоизма, влекущих к развеянию и застыванию в пучинах Пустоты. Ее страдный культ имел адептов во все века. Это провозглашение абсолютности земных целей и свободы осуществляющих их стремлений; конечная цель и исходный императив имманентны среде окружающих явлений, а потому целесообразность есть единственный закон, и свобода человека, умеющего преодолевать внешние препятствия, безгранична. Действительное значение имеет только конкретно-эмпирическая деятельность, и реальная ценность присуща только ее процессам и результатам. При этом безразлично — служит ли такое творчество только проводником накопившихся мистических восприятий, или только реализует умозрение и выводы разумного начала, или же, наконец, непосредственно обосновывается в себе самом, — во всех этих случаях только конкретно-эмпирические результаты волевого творчества создают объективную реальность. Если неразрывность волевого творчества с творческой деятельностью очевидна, то и спекуляции разума, и дымчатые образы чувства получают плоть лишь в конкретности воли и ее действований. Но человек идет дальше, и все то, что проявляется в деятельности низшей воли, он начинает считать ее собственным следствием, все же не вмещающееся в ее процессы и результаты объявляется им вовсе ничтожным. Отсюда прямой переход к утверждению полной самобытности эмпирического волевого центра и всеобщности значения им порождаемого. Существуют лишь дольние двигатели и только Дольние законы; их совокупность свободна от всяких воздействий трансцендентного, а потому его бытие для жизни безразлично. Важна только объективная эмпирическая деятельность и ценна только развитая способность сильно желать и ни перед чем не останавливаться в стремлении к своим Целям. По отношению к отдельному человеку такое мировоззрение утверждает последовательный крайний эгоизм. Если смысл бытия человеческого существа лежит в эмпирической личности, в ее конкретном волевом центре и в его феноменальных процессах действования, то хорошо и дозволено все, что этому содействует, и в проведении до конца своих стремлений можно не считаться ни с чем. Жизнь не только отдельных других людей, но и всего человечества имеет ценность лишь поскольку она содействует жизни данной личности, поскольку же она противодействует ей — может и должна быть преодолеваема. На низших ступенях развития, где смысл эмпирической жизни понимается лишь в удовлетворении простейших потребностей и тяготений, эгоизм определяется как центрирование на своем эмпирическом Я и стремление использовать все окружающее в его узких субъективных целях. С ходом эволюции человек начинает понимать под своей личностью и смыслом жизни не только совокупность качеств И влечений, соответствующих его собственной личной жизни, но и все выработавшееся в нем отношение к миру, равно как и осознанное стремление внести в его строй новые начала, урегулировать деятельность человека по определенному закону. Здесь человек уже не довольствуется целями замкнутой субъективной жизни, но расширяет значение своей личности до преобразующего и управляющего жизнью народов начала. Так возникает эгоизм высшего порядка, стремящийся использовать деятельность всего человечества для достижения хотя и высших, но все же субъективных целей. По отношению к целостным общественным организмам признание исключительной важности объективной эмпирической деятельности приводит к разрушению органичности культуры, к ее оплощению и десакрализации. Сознание внутреннего смысла общественной жизни утрачивается, разрываются связи с духовным центром, прекращается сопереживание его процессов. Распыляя свое органическое единство в целостном духовном сознании, народ превращается только в собирательное множество особей, устрояющих свою общественность только по периферическим законам и феноменальным целям. Эмпирический процесс исторического развития перестает быть становлением духовного содержания народа и вместо пути к цели провозглашается самоцелью. Эгоизм личности, как и аналогичное поведение человеческого общества по отношению к другим подобным, могут быть определены как периферический эгоизм, ибо конкретное бытие в данном случае, разрывая свои органические связи со Всеобщим, осуществляет и осознает это на своей периферии, отмежевывается от соответствующей ему среды и ее деятелей.