Основы пневматологии

Мистическое восхищение к царству монад может достигать и несравненно более высоких ступеней. Индивидуальность ограничивает бытие человека, и самые идеи монады и индивидуальности онтологически неразрывно сопряжены и обусловливают друг друга. Всеобщность бытия, вливаясь в грани индивидуальности и утверждая их, тем и призывает к бытию монаду как свой относительно-бесконечный модус. Но, будучи частью, монада, как ноумен, отражает в себе и все целое. Поэтому в стихии восхищения эмпирическое сознание может, достигнув предельных глубин индивидуального начала, мистически сопричислиться к высшим членениям иерархии царства монад. Этим человек становится проводником реальностей высшего порядка, и его эмпирическое сознание предвосхищает естество, природу и основные качествования возрастающих во всеобщности микрокосмов. Благодаря этому он впервые получает возможность органического подхода к себе подобным. Если раньше он должен был довольствоваться лишь периферическими взаимоотношениями с другими людьми и сообщаться только через посредство конкретно-эмпирической феноменологии, то теперь он раскрывает дорогу внутреннему единению. Часть, достигнув целого и осознав органическое отражение его в себе, тем самым достигает органического единения с каждой другой частью этого целого. Чем совершеннее мистический опыт, чем выше достигнутая в нем ступень иерархии монад, тем более глубоко и достигаемое единение с другими монадами соответствующих групп, тем больше их число, тем многообразнее их состав. Св. авва Дорофей выразил это своей знаменитой схемой круга, центра и радиусов: чем более люди приближаются к Богу, тем ближе они становятся друг другу. Такой высокий мистический трансцендентный опыт уже не может вмещаться отдельной индивидуальностью сравнительно низшего порядка. Он только проецируется в нее, окрашивается соответствующими тональностями, но и здесь сохраняет in nuce свою более значительную всеобщность. Его эмпирическое выражение есть некий символ, который хотя и создается данной определенной индивидуальностью, но другие индивиды могут раскрывать в нем такие глубины, такие тайники неосознанного смысла, такие наводящие возможности и оттенки, какие совершенно остались вне сознания самого автора и создателя этого символа. Высшая реальность проходит через русло единичной индивидуальности, не обедняясь в своем естестве. Автор может осознать лишь ту часть своего интуитивного откровения, которая соответствует его индивидуальности и даже только личности, все же остальное исполняется им как безучастным проводником. Как ни парадоксальна эта идея, она несомненно истинна и подтверждается всей историей творчества, на что указывал еще Платон словами Сократа3 в «Апологии».