Особа королевских ролей

Я показал ему глазами на парней, которые стояли сбоку, и сухо ответил:

– Сергей Николаевич, вас ждут в кабинете шефа. Успокойте Антонину Алексеевну, соберитесь и поедем.

И в этот момент появилась дочь Гончаровых Оксана. Она начала задавать вопросы, пришлось весьма холодно прервать девочку, которая в детстве сидела у меня на коленях. Антонина же топала ногами и кричала. Сергей велел ей:

– Успокойся. Принеси мой пиджак и галстук.

Жена неожиданно замолчала и ушла. Я увидел, что она открыла дверь гардеробной, и обрадовался: истеричка опомнилась! Потом посмотрел на Сергея, тот несколько раз моргнул. Он понял, что я не могу в присутствии подчиненных вести себя иначе. Не могу.

Антонина вышла из чулана спустя пару минут, мне бы насторожиться: почему она с пустыми руками? Но я не придал значения этому факту. Супруга Гончарова подошла к нам, выхватила из кармана халата пистолет. Отец Антонины, генерал, рано овдовел, он воспитывал дочь сам как умел, научил ее владеть разными видами оружия. Она выстрелила в мужа, в дочь и совершила самоубийство за считаные секунды. Мои действия не могли спровоцировать…»

Вадим оторвался от экрана ноутбука, который находился перед ним на столе.

– Дальше там оправдания: «Я не виноват, что баба сошла с ума и всех укокошила».

– Значит, Сергея Николаевича не собирались арестовывать, – подчеркнул я.

– Гиперэмоциональная, излишне нервная супруга все неправильно поняла и решила спасти мужа от расстрела, себя от тюрьмы, а девочку от клейма «дочь государственных преступников», – пробормотал Борис.

– Да уж, с таким клеймом в советское время ни в вуз не поступить, ни на приличную работу не устроиться, – кивнул я, – хоть Сталин и сказал когда-то: «Сын за отца не отвечает»[3], но его слова так и остались красивой фразой. Если в СССР обнаруживали предателя, шпиона, то вместе с ним всегда страдала и его семья. До тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, до смерти генералиссимуса, всю родню «врага народа» отправляли в лагеря. После кончины Сталина родных не подвергали заключению, но жизнь детей, жен и матерей государственных преступников всегда оказывалась беспросветно черной.

У меня зазвонил телефон, я взглянул на экран и взял трубку.

– Слушаю вас, Зинаида Тимофеевна.

В ухо полетели рыдания.

– Что произошло? – напрягся я.

– Тима, – простонала она, – мой мальчик! Его убили!

Глава 18

Перед домом, где жила Маркина, не было ни машин с маячками, ни труповозки, ни минивэна с надписью «Экспертиза».

– Похоже, полицию не вызывали, – заметил Борис, паркуясь.

– Или она уже уехала, – возразил я, выходя из автомобиля.

На звонок домофона дверь открылась сразу, нам не задали никаких вопросов. Зинаида Тимофеевна стояла в холле, держась за стену.

– Что случилось? – как можно спокойнее осведомился я.

– Тима, – залязгала зубами Маркина, – он… не могу говорить, не могу.

– Может, врача вызвать? – предложил я.

Хозяйка сжала виски ладонями.

– Нет, нет! Все нормально. Надо выпить лекарство. Оно в столовой. Пойдемте.

Мы очутились в большой красивой комнате, которая порадовала мой взгляд отсутствием вычурной мебели с позолотой и картин псевдо-Рубенса на стенах. Хозяйка рухнула на диван, я устроился неподалеку в кресле и повторил свой вопрос:

– Что случилось?

Маркина зашептала:

– Сегодня днем Тима позвонил мне: «Мама, я немного задержусь, еду к следователю Рыбоуткину. Он назначил встречу в кафе. У него есть какие-то новости о смерти Светы. Узнаю, в чем дело, вернусь и расскажу тебе».

Услышав слова о свидании в кафе, мы с Борисом обменялись взглядами, но ничего не сказали. Зинаида же продолжала:

– Я подумала, что нашли тело бедняжки, хотят сообщить об этом мужу. Ужасно, конечно, но лучше похоронить девочку, чем многие годы гадать: что же с ней произошло. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Вернулся сын весь бледный, сказал:

– Мама, творится что-то непонятное. Рыбоуткин намекнул мне, что за определенную сумму не станет возбуждать дела об убийстве Светы.

Я аж подпрыгнула.

– У полиции есть сведения о том, что Светочку лишили жизни?

Он ответил:

– Да.

Выглядел сын странно, словно заторможенный, говорил медленно, можно подумать, что он глотнул большую порцию спиртного. Но Тима не гасит стресс алкоголем. Понятное дело, я тут же затормошила сына:

– Кто виновен в смерти Светы? Они знают фамилию?

Сын кивнул:

– Это я.

Зинаида Тимофеевна обхватила себя руками и затряслась в ознобе.

– Мне показалось, что я ослышалась, я переспросила: «Кто?» Мальчик медленно заговорил: