Хочется гадкой бабе ух как ответить! Прикуси язык, промолчи, поработаешь над собой годок, жизнь чудесным образом изменится. Станешь для тещи «сыночком», для жены «зайчиком». И соседи вроде нормальными окажутся, и начальник хоть и требовательный, но старательного сотрудника ценит, коллеги – люди как люди. Дети твои перестали ерепениться. Молчание, спокойная манера разговора, слова «виноват я, простите» творят чудеса. Твое счастье только от тебя зависит, изменись сам, поливай в душе хилые ростки любви к людям, выдерни сорняки ненависти, уничтожь на корню сорняк с длинным названием: «Почему я должен меняться, если они все уроды». Почему ты должен меняться? Да потому, что счастливо жить хочешь. А счастье в магазине не купишь, его надо самому выкормить, вырастить, до ума довести и постоянно конфетами любви угощать. Что же касаемо погоды, то холодная зима, слякотная осень, дождливое лето и ветреная весна прекрасны. Благодаря плохой погоде мы ценим солнечные дни.
Я дошел до института, открыл дверь, увидел абсолютно пустой холл, из которого выходил длинный коридор, пошел по нему и быстро нашел кабинет Екатерины Семеновны. На стене около створки висело зеркало. Я машинально глянул в него, попытался кое-как привести в порядок волосы, и вдруг услышал громкий женский голос:
– Иван Павлович Подушкин. Да, именно так. Смешная фамилия, легко запоминается.
Я замер. Похоже, Екатерина Семеновна беседует с кем-то по телефону. А бабушка Вероники продолжала:
– Звонил его помощник Борис, спрашивал про наше семейное несчастье. Я ответила: «Не имею привычки общаться с незнакомыми людьми по телефону. Если Подушкину от меня что-то надо, пусть придет, покажет документ, тогда и побеседуем. Ты не знаешь случайно, что Ника опять натворила?
Возникла пауза, потом Екатерина Семеновна продолжила:
– А что я могла сделать? Генетика! Чего удивляться? Прости, Ларочка, ты лучше меня все понимаешь. Тревожно на душе. Зачем я Подушкину понадобилась? Что Ника еще придумала? Кого на сей раз обдурила? Кому гадостей наша особа королевских ролей наделала? Знаешь, чего мне больше всего на свете хочется? Чтобы кто-нибудь пнул Оксану, что есть сил пихнул, когда она была беременна! Вот бы ей тогда упасть и получить выкидыш! Не было бы нам бед тогда! Все, Ларочка, хватит болтать, сейчас Иван Павлович появится, труба беды снова зовет! Спасибо тебе, моя любимая! Боже, пошли мне сил. Я всегда чувствую, что ты рядом. Я-то, дурочка, радовалась, что Вероника тихо где-то сидит! Да зря, видно.
Голос умолк, я тихо отошел в начало коридора, потом, громко топая и кашляя, двинулся опять к двери и в конце концов постучал в филенку.
– Входите, – приветливо отозвался уже знакомый голос.
Я вошел в аудиторию и увидел немолодую даму, которая, похоже, до сих пор живет во временах своей молодости. Волосы бабушки Вероники были уложены затейливой башней, брови выщипаны до состояния тонких ниточек, шею украшала золотая цепочка с кулоном в виде цветка, в ушах сверкали серьги, которые моя маменька презрительно называет «бриллианты времен социализма». Трикотажный темно-синий костюм с белой полосой на воротнике и рукавах, темно-красные туфли на небольшом комфортном каблуке дополняли образ ухоженной преподавательницы советского вуза во времена правления Леонида Брежнева.
– Вы Иван Павлович? – осведомилась Екатерина Семеновна и расплылась в вежливой улыбке.
Я стал расшаркиваться:
– Прошу прощения за то, что вынужден отнять у вас время.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – любезно предложила преподаватель.
Я устроился за первой партой. Кизякова осталась на своем месте и сразу начала беседу:
– Чем обязана?
– Разрешите сначала представиться, – сказал я и показал рабочее удостоверение.
– Частный детектив, – изумилась собеседница, – но вы выглядите как приличный человек. То есть я хотела сказать: вы совершенно не похожи на невоспитанных сыщиков. Вернее, я имела в виду…
Екатерина замолчала, потом смутилась.
– Извините, я несу чушь. До сих пор мне не приходилось общаться с людьми вашей профессии.
– Надеюсь произвести хорошее впечатление, – засмеялся я, – я не агрессивен, не кровожаден, не ношу оружия. Пистолет есть, но он хранится в сейфе. Стрелок из меня никакой. В драке тоже не силен. Да и в мыслях нет затевать с вами рукопашную. В процессе работы над одним делом всплыла фамилия вашей внучки, я хочу задать ей несколько вопросов.
– Сама бы сделала то же самое, – нервно воскликнула Кизякова. – Что Вероника натворила?
– Никакой информацией о нарушении закона, совершенном вашей внучкой, я не владею, – спокойно пояснил я.
– Фу, – выдохнула Екатерина, – к сожалению, я понятия не имею, куда подевалась Вероника. Она свободолюбивая личность, ее невозможно загнать ни в какие рамки, она думает и поступает, как считает нужным. Я с ней пару лет не общалась. И, поверьте, не моя в том вина.
– Подростковый бунт рано или поздно проходит. – Я решил приободрить собеседницу.
– Хорош тинейджер! Она уже давно не школьница, – заметила пожилая дама, – я в ее возрасте была замужем, ребенка родила. Значит, Ника дров не наломала?