Особая офицерская группа

Участь Пачишина была решена, и мы приступили к его «легендированию». Майору пришлось снять верх от бушлата и остаться в одной коричневой подстёжке. Снаряжение и рюкзак он снял, оставив при себе только пистолет под курткой да одну осветительную ракету — для подачи условного сигнала на случай провала «явки». В руки ему всучили пластиковый пакет с "Дональдом Даком" и отошли полюбоваться на преобразившегося спецназовца. Перед нами стоял банальный сельский ханыга. Для антуража Ромашкин посоветовал поставить ему «фофан» под глазом и, вдобавок к зелёнке, вымазать физиономию золой и порвать вязаную чёрную шапочку. Пачишин от греха подальше засобирался в ускоренном темпе.

Деньги собирали со всей группы — у кого, что было по карманам. Финансист мялся больше всех, начал ныть и упрашивать нас зайти через недельку и сетовать на то, что самый главный начфин его «взгреет». Артемьевы сказали, что отберут у лейтенанта пулемёт, если он еще раз обратится к своим "финансовым корням". Все мы здесь теперь одно целое — разведчики особой группы! Нет теперь среди нас ни инженеров технической части, ни старших офицеров, ни медиков, ни Бэтменов. Сумма набралась вполне приличная и Пачишин начал составлять список.

— Мне «Сникерс», презервативы и жевательную резинку с покемонами, — озвучил свой заказ Аллилуев.

— Водки, «Доширак» и три пачки "Бонда", — произнес банальность Пиотровский.

Лейтенант заказал пачку "бумажных сосисок", кетчуп и туалетной бумаги. Я попросил несколько пакетиков кофе, пару пачек сигарет и карточку оплаты на сотовый.

"Связник" был готов и начал проверяться мною на знание пароля и отзыва:

— Пастеризация и Интернационализм! — бодро выпалил Пачишин.

— Артемьевы! Напишите ему на бумажке все эти иностранные слова, а то их хрен кто запомнит, — расстроился я.

Майор-"связник" печально вздохнул, попытался расцеловаться с разведчиками, но был сурово послан, сопровождаемый умными советами:

— Поймают, застрелись! — орали Артемьевы, — стреляй прямо в жопу — чтобы мозги вынесло!

— Чисти зубы после принятия пищи, не ешь жёлтый снег, смотри под ноги, — добавил Пиотровский.

— Мне еще чупа-чупс со вкусом дыни, — опомнился лейтенант.

Пачишин оглянулся, показал всем «фак» и, переваливаясь с ноги на ногу, попытался аккуратно спуститься с сопки, поскользнулся и с криком — "А пошли вы все на…" - скатился с горки.

— "Уй… уй… уй…" — заметалось эхо среди сопок.

— И тебе удачи! — проорал Ромашкин.

— Да, пастор Шлаг совсем не умеет ходить на лыжах, — произнес задумчивый доктор.

* * *

Ожидание томительно, особенно при выполнении задачи. Братья-капитаны готовились к сеансу связи, разворачивали антенны и присоединяли к станции "аккумуляторный пояс". Пиотровский с Ромашкиным раскочегарили газовую горелку и занимались приготовлением завтрака. Доктор перебирал медицинскую сумку. Лейтенант выпросил у меня сотовый телефон для передачи экстренных сообщений своим подругам, заодно получив задачу поменять дурацкий рингтон про "убитого Кенни", рыскал по округе и вёл разведку на «себя». Идиллия! Тишина и благодать. Вкусно запахло жареной тушенкой и гречневой кашей. Внезапно в тишине раздался резкий звук разрываемой материи.

Ромашкин подскочил, упал на живот и, схватив автомат, прохрипел:

— Духи обходят, гранаты — к бою!

— Извините, — сказал доктор и покраснел, — это я, так сказать, с «огоньком» давнишнюю мечту осуществил!

Артемьевы сказали, что доктор силён. Пиотровский так ничего и не понял. Ромашкин с печальным взором "брутального спецназера" покачал осуждающе головой и произнес киношно-гоблиновско-блокбастерную фразу:

— Цитрамон поди жрал? «Доширак» нежнее аромат даёт.

— Лёня, ты чего такой воинственный вечно? — спросил я Ромашкина, помешивая ложкой горячую кашу.

— У меня наверно "вьетнамский синдром", мне столько всего пришлось пережить, — ответил печальный Ромашкин и даже шмыгнул носом.

— Ой, бля, Лёня! Дофига же ты перенёс — особенно на Ханкале в разведуправе! Целыми днями дрых в палатке направленцев, да на рынке разгрузки и камуфляжи примерял! — возмутились в один голос капитаны.

— Не надо на него напраслину наводить, он еще на вылет с ВПШГ на озеро Голубое летал и в Каспийск, — заступился за майора Пиотровский.

— И под капельницей лежал в отряде на второй день после замены, и фонарик «маглайтовский» в сортире утопил, — не сдавались Артемьевы.

— Между прочим, у меня этот синдром с детства, — возмутился Ромашкин, — я в школе во втором классе уже воевал!

— А мы в космос летали и капитана Гранта спасали во втором классе, — парировали капитаны.

— Я серьёзно, воевал, — тихо произнёс Лёня, — с американцами!!!

— Лёня! Делать пока нефиг, почеши нам уши, — подначил я майора.

— Ну ладно.

* * *

Из рассказа майора Ромашкина - непризнанного ветерана третьей мировой…

Было это 10 ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, поздней осенью. Родители тогда рано на работу уходили, а я взял да и проспал в школу. Смотрю -