Особая примета

Петренко посмотрел вверх, ожидая увидеть птицу над головой, но бледно-голубое небо было пусто.

— Где же она?

— Выше, выше смотрите, под самые облака!

Подполковник вгляделся и на страшной высоте рассмотрел двух птиц, летавших друг за другом, по-утиному часто мелькая крыльями. Вдруг они круто развернулись и начали стремительно пикировать вниз, перегоняя друг друга. Раздался резкий, воющий шум, как от полета снаряда. Вправо, влево... вправо... Словно по маршам огромной невидимой лестницы, птицы спускались вниз — и сумасшедшее пике закончилось высокими всплесками воды: две крупные птицы сели на озеро, в сотне метров от зрителей.

— Здорово! — восхищенно воскликнул Богоев.

— Да, красиво. И смотрите, плывут, не боятся. Знают, что у нас нет, чем бы достать их.

— Ну, у меня, положим, найдется. Но нельзя их трогать — запрещено законом, да и жалко. Мясо неважное, а так, зря бить — не люблю. А вот глухарика... Ох, и много же тут глухаря!.. Давайте влезем на вараку, осмотримся.

Петренко и Богоев поднялись по гладкой, будто отшлифованной, поверхности гранита на вершину. Скала лежала, как половинка расколотого сильно выпуклого щита. Задний склон обрывался крутыми уступами, словно большими, неправильными ступенями. Стоя на вершине, можно было свободно смотреть поверх макушек тонких болотных сосен, окружавших скалу. С одной стороны открывалась поверхность почти круглого озера не менее трех километров шириной — скала стояла на северо-восточном берегу. Озеро окаймлялось сосняком. Только у восточного берега, как ощетинившаяся спина какого-то горбатого зверя, вздымалась большая группа черно-зеленых елей. Такие же еловые гривы, одни побольше, другие поменьше, с небольшими перерывами, цепью уходили к востоку, где на самом горизонте в бинокль были видны вершины сплошного высокого бора. К западу озеро вытягивалось в пролив между болотистыми берегами, дальше за блеском воды плохо было видно.

— Вон налево салма, а там — вторая половина озера и чужой берег.

Петренко посмотрел на север и северо-запад. За полоской сосен у подножия скалы начиналось желтое моховое болото, поросшее реденькими карликовыми сосенками, которые постепенно сменялись выбеленными солнцем и ветром колышками, остатками погибших деревьев. За ними — совсем чистая моховая гладь, изрезанная полосками воды и снега.

— Вот тут опасные места! — Богоев указал рукой на моховую пустыню. — Когда-то это были озера, теперь их затянуло мхом. Под ним жидкий торфяной кисель; местами четырехметровый шест уходит весь и не достает дна. И чем дальше к салме — тем хуже. С этой стороны болото непроходимо, с южной есть переход, о котором я говорил. Имейте в виду, ходить можно только там, где есть живые деревья. На глади нужно пробовать, а то можно ввалиться с головкой. Он придет, скорее всего, вот по этой гряде — видите, к востоку идет грива за гривой. Этот кряж тянется километров на сорок. На него Кларк должен попасть непременно, иначе будет идти недели две... Если разрешите, товарищ подполковник, я схожу в разведку. Как стемнеет — вернусь. Вас попрошу заняться хозяйством. Огонь разводите смело — никакого риска нет.

Богоев развязал спальный мешок, и, лукаво подмигнув, вытащил из него чехол, а из чехла — крошечную мелкокалиберную винтовочку с оптическим прицелом.

— Вот, никогда не расстаюсь! Полуавтомат, десять патронов в магазине. Взял у немецкого полковника в этих самых местах, там, поюжнее. Выстрела за сто метров не слышно, а бьет — просто уму непостижимо.

Он сбросил полушубок.

— Как пойдете?

— Обойду берег, Нет ли каких-нибудь плавучих средств, как говорят моряки.

Богоев спустился к озеру и исчез в прибрежном сосняке. Петренко остался стоять на вершине, по правде сказать, несколько подавленный окружающим. Уныло, сурово и все-таки величественно было все вокруг. И скала, лежащая на этом месте много тысячелетий, отшлифованная доисторическим ледником, и водный простор, и даже мертвая тундра — все говорило о древности земли. Странно думать, что и двести и пятьсот лет назад все было такое же точно, разве что больше стало мха и меньше воды. История человечества не оставила здесь никаких следов — век за веком природа жила своей собственной жизнью. Неужели только сегодня утром они покинули огромный город со всеми достижениями человеческой культуры?

Постепенно Петренко заметил, что вокруг было не так мертво, как ему показалось сначала. Испуганные самолетом обитатели пустыни успокоились и начали обычную жизнь. Из тундры донеслись звонкие трели кроншнепа, пара нырков — темная уточка и белый селезень — низко пролетели над водой, у самого берега. Аккуратная, в черном галстуке, трясогузка, подергивая хвостиком, забегала по камню. Где-то далеко визгливо кричали чайки.

Петренко встряхнулся и принялся за устройство лагеря.

Солнце село, но долгие северные сумерки еще не сменились темнотой, когда подполковник услышал ритмические всплески воды. Потом дерево стукнуло о дерево — кто-то подплывал на лодке. Петренко тихо свистнул, и голос Богоева ответил:

— Я, товарищ подполковник!