Особая примета

Доктор любезно проводил пана Яновского до самой двери кабинета.

«Ну и попался! — думал Петренко, покидая дом Барвинского. — Слабительное пить, голодать сутки, а потом заставят глотать какую-то гадость или, чего доброго, начнут колоть, а то еще хуже — клизму поставят!»

Как все здоровые люди, не привыкшие к врачам, он очень не любил медицинские процедуры и даже побаивался их. А главное — приблизит ли все это к цели? Но делать нечего, назвался груздем — полезай в кузов.

И он, несколько удрученный, пошел по улице, отметив все же монтера, который с кошками на ногах карабкался на телеграфный столб перед домом доктора. Утром он возился с проводами на соседнем столбе, наверное, человек Войтеховича, наблюдает за домом. Счастливец! Ему не придется брать желудочный сок!

Однако события повернулись так, что хождение Петренко по медицинским мукам оказалось непродолжительным.

Когда во вторник утром он, приехав в Бялу-Суль, пришел на улицу Костюшко, она удивила его своим видом. В нескольких местах безукоризненный асфальт был взломан, желтели кучи выкопанной, глинистой земли. Невдалеке от дома Барвинского стояла пневматическая станция на автомашине, грохотал перфоратор, несколько рабочих рылись в траншее. Когда майор подошел к знакомой калитке, первое, что бросилось ему в глаза, был большой темно-оливковый автомобиль, стоявший на дорожке перед открытыми воротами гаража. Владек в том же синем халате чистил веником вынутый из машины ковровый половичок. Коренастый человек в спортивном костюме стоял рядом, словно следя за работой дурачка. Он обернулся на звук шагов — это был капитан Смирнов.

Офицеры обменялись быстрым взглядом. Смирнов, подмигнув, чуть заметным движением головы указал на Владека. Петренко мгновенно оценил создавшееся положение и понял, чего хочет от него товарищ. Он сделал несколько шагов по направлению к крыльцу дома и вдруг со стоном опустился на песчаную дорожку...

— Смотрите, пане! — услышал он встревоженный голос Смирнова. Шуршание веника прекратилось, немного погодя послышались тяжелые шаги, и глухой голос косноязычно забормотал:

— На землю сел!.. Эге! Зачем на землю сел?

Петренко опять застонал и лег на бок. Уголком глаза он увидел склонившееся над, ним лошадиное лицо с бесцветными тупыми глазами.

— Вот, вовсе лег... Эге! — бормотал Владек в недоумении.

— Ах, Иезус-Мария! — раздался рядом женский голос. — Ему плохо! Нужно нести его в дом, к доктору! Он больной!

— К доктору, к пану доктору! — подхватил сзади Смирнов.

Привычные слова «больной» и «доктор» дошли до сознания идиота. Петренко почувствовал, как его легко, словно ребенка, подымают на руки. Приоткрыв глаза, он увидел, что рядом суетится пожилая женщина в черном, вошедшая вслед за ним с улицы. Из окна приемной тоже заметили, что происходит в саду.

Щелкнул замок, входная дверь открылась, и резкий голос Терезы крикнул:

— Ну, Владек! Неси же пана скорее в дом!

Все так же, без малейшего усилия, великан с майором на руках поднялся на крыльцо, сопровождаемый женщиной в черном, и Петренко, опять приоткрыв глаза, с удовлетворением убедился, что от парадной двери гараж и автомобиль скрыты углом дома. Окна из приемной на ту сторону нет, припомнил он, а в кабинете — матовые стекла.

Владек внес его в приемную, которая на этот раз была полна народу — человек восемь больных. Все встали с мест. Майора положили на диван. Кто-то обмахивал ему лицо шуршащей газетой, кто-то взял за руку, нащупывая пульс. Потом он почувствовал резкий запах нашатырного спирта, чихнул и открыл глаза. Около него стоял Барвинский и смотрел каким-то новым, как ему показалось, испытующим взглядом. Едва их глаза встретились, как тревожное, напряженное выражение исчезло с лица доктора, свиные глазки забегали, губы заулыбались.

— Э, да это пан Янушевский?

— Яновский, пан доктор, я был у вас в пятницу.

— Да, да, как же! Что с вами случилось? Сильные боли в животе?

— Да нет, просто слабость... Голова закружилась... Наделал вам хлопот...

— Ничего, ничего, полежите, все пройдет сейчас. Пани Тереза, дайте пану валерианы с ландышем. Отдохните, сейчас мы вас посмотрим... Владек, ты иди отсюда, иди, иди...

Он почти вытолкнул дурачка в переднюю, вышел за ним, и из-за неплотно прикрытой двери донесся его писклявый голос, приглушенный и, как показалось Петренко, дрожащий от ярости. В приемную доктор вернулся более красный, чем обычно — почти синий.

— Ну как, лучше?

— Спасибо, доктор, все прошло.

Петренко уже сидел на диване, профессиональным чутьем ощущая, что произошло что-то неладное, допущен какой-то промах.

— Хорошо, так пройдем в кабинет. Панство простит нас, и я отпущу пана Яновского вне очереди — ему нужно скорее вернуться домой и полежать. Вот как обманчива бывает внешность, с виду — такой крепкий человек...

Продолжая говорить, он ввел Петренко в кабинет, раздел, положил на кушетку, быстро ощупал живот. Майору казалось, что Барвинский с трудом подавляет волнение, а короткие пальцы его слегка дрожат.

— Знаете, очень жаль, но придется отложить исследование. Неблагоразумно утомлять вас сегодня.