— Я все живое люблю, Лидия Валентиновна, — серьезно произнес молодой заводчик, — и деток, и тварь всякую, и букашку. И не от доброты-с это, заметьте, а от жалости. Жалко мне всего такого. Беспомощное, маленькое, копошится, силенки мало… Ну, вот и притягивает меня к себе… От жалости этой самой, можно сказать, и судьбу свою опустил.
— Какую судьбу?
— Будущность. У меня папаша, изволите ли видеть, на этот счет строг. Отдали меня в гимназию. Ну-с, все это, как у людей, чинно-благородно, все, как следует. А я возьми, да и пристрастись к книгам разным, где про все этакое написано. Зоология там… Знаете, зверюшки, козявки всякие… Страх их люблю… Ну-с все прекрасно с первоначалу, учусь хорошо… Так и лезу вперед, так и лезу… А тут вдруг, как в пятый класс это перевели, тут тятенька и уприся: «не хочу, — говорит, — сына профессором видеть, дело заводское ухлопает, промотает, — говорит, — обдерут его как липку, доверенные и управляющие всякие, ежели он с книжками своими возиться станет и на соломе в бедности жизнь свою еще кончит, пожалуй. Не для того, — говорит, потом и кровью копил я, чтобы из за сыновней глупости фирма своего представителя лишилась». Дело, изволите ли видеть, у нас мануфактурное, чистоты и глаза требует, а уж чей глаз пуще хозяйского сбережет? Ну, так вот и стал я недоучкой, купцом, вместо профессора! — закончил он свою речь далеко не веселым, как показалось Лике, смехом.
— Ну-с, детвора! — внезапно встряхиваясь и выпрямляясь во весь свой богатырский рост, крикнул Сила Романович, — пора дяде Силе уходить. Пустите, ребятишки, скоро опять приеду. Мое почтение вам, Лидия Валентиновна, простите, что поскучали со мною на моих глупых рассказах, — произнес он, застенчиво улыбаясь и осторожно принимая в свою огромную руку нежную ручку Лики.
— Что вы! Что вы, Сила Романович! — поспешила произнести молодая девушка, — мне с вами поболтать большое удовольствие доставляет. Вы ведь хороший, простой, детишек вот как любите. Разве можно с вами скучать!
— Вот и спасибо вам, Лидия Валентиновна! — задушевным ласковым тоном ответил Строганов. — Век не забуду похвалы вашей! осчастливили вы ею меня, можно сказать. Такая, как вы, да вдруг…
— Какая же я такая, по вашему, особенная? — весело смеясь, произнесла молодая девушка.
— Именно-с! Именно-с, особенная, Лидия Валентиновна. Нет уж больше таких. Светлая вы какая-то, точно лучи от вас исходят. Там, тогда, в концерте, как услыхал я вас, пение ваше, так я подумал: точно ангел!
— Ну, я довольно-таки строптивый ангел, надо сознаться! — засмеялась Лика, вспоминая сегодняшний разговор с матерью.
— Уж это нам судить позвольте! — снова застенчиво улыбнулся он и, еще раз с каким-то благоговением пожав пальчики молодой девушки, вышел из комнаты, сопровождаемый до прихожей облепившей его толпою ребятишек.
Получасом позднее и сам князь приехал в свой питомник.
— А, я поджидаю вас сегодня! — приветствовала его Лика.
— Разве что-нибудь случилось в приюте за мое отсутствие? — с явной тревогой в голосе спросил князь.
— Нет, нет! Случилось, но не тут, успокойтесь!
— Что такое? Вы тревожите меня, Лидия Валентиновна, — заволновался он снова.
— Мама очень неохотно пускает меня сюда, в ваш питомник, — вот что случилось, не более! — созналась Лика.
— И что же? — после недолгого молчания опечаленным голосом спросил князь.
— А вы же видите, я все-таки приехала, хотя это и очень дурно так огорчать заботливую и любящую мать! — печально произнесла девушка.
— Из-за нас, стало быть, вы ослушались Марию Александровну, во имя нашего дела принесли нам жертву, Лидия Валентиновна? Позвольте же от души поблагодарить вас за это! Дети! дети! — обернулся он к толпившимся вокруг них ребятишкам, — вы знаете, что ваша добрая фея, ваша тетя Лика чуть было не улетела от нас?
— Тетя Лика — ангел! Дядя Сила это сказал, — серьезнейшим тоном произнесла голубоглазая Танюша, потянувшись губами к лицу Лики.
— Правда, правда, дети, тетя Лика — вам ангел, — глядя на молодую девушку произнес князь и, вдруг поймав печальный взгляд Лики спросил: — вы не должны сердиться на нас однако, Лидия Валентиновна, что мы невольно приносим вам столько неприятностей и тяжелых минуток.
Лика удивленными глазами вскинула на своего собеседника. Да разве она могла сердиться, что он говорит! Ведь это живое дело захлестнуло ее с головою вполне и заставило снова почувствовать полноту и радость жизни!
О, нет, сердиться она не может, ей только грустно, грустно, что так печально складываются обстоятельства.
И Лика тут же рассказала князю, как она всегда стремилась найти такое, именно, большое захватывающее дело, каким является княжеский питомник.
Князь внимательно слушал девушку.
Да, он с первого же дня встречи не ошибся в ней. Он не встречал среди избалованных светских барышень ничего подобного Лике.