Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI

– Слушай, – говорит, – ты такой длинный, не польешь ли мне цветы?

Я, придвинув к себе маленькую лестницу, вскарабкался к нишам вверху одной из капелл, где стоял дешевенький бумажный образок Девы, а вокруг нее – горшки с цикламенами, зауряднейшие и у нас в России также везде продающиеся, и старичок-служитель попросил меня заодно оторвать гнилые – marcite – цветы и листья. Стебли цикламенов имеют обыкновение гнить у корешка, хотя сами они еще полны жизни, упруги и свежи, и этот странный ритуал, и то, как я ощутил плоть цветов своими пальцами, – все это заставляло меня думать о ногах ангелов Лотто, столь лихо задранных, и само слово marcite, звучащее – согласитесь – совсем не так, как звучит русское «сгнившие», придавало ритуалу какую-то порочную мягкость, ту самую мягкость, что капает из разинутого на ангелов рта Бернардино Сиенского на посвященном ему алтарном образе. Мы, православные, очень склонны эту мягкость, несколько напоминающую нам похотливость, везде в католицизме усматривать и громко порицать. То есть, смотря на ангелов, думать о marcite и о том, что «живейшее из наших наслаждений кончается содроганием почти болезненным»; но, может быть, это наша проблема, а не католицизма?

Из Бернардино Зануд я уже вышел полностью покоренным città bassa и пошел по виа Пиньоло ввысь, и на каждом шагу мне из-за крутых и живописных поворотов открывались все новые и новые красоты, и странно среди ренессансно-барочных дворцов и домов мелькали время от времени чудесные особнячки, похожие на любимые мною «памятник архитектуры XVIII в. ок. 1799 г.», что так красят мой родной Петербург. Родной вид особнячков указывал мне на то, что Бергамо был родиной Джакомо Кваренги, чем Бергамо очень гордится. На виа Пиньоло это соображение кажется не слишком важным, так как для нее неоклассицизм конца XVIII века – лишь маленькое побочное примечание, хотя для Петербурга и нет, пожалуй, архитектора важнее, чем Кваренги. Судя по всему, все эти «памятники XVIII в. ок. 1799 г.» с их фронтонами и белыми колоннадами, Россию заполнившие в различном виде – и в виде особняков, и дворцов, и казенных учреждений, и больниц, и церквей даже, – и давно превратившиеся в одну из главных российских ценностей, свой исход имеют именно в Бергамо, и это тема для особых размышлений. Фасады более ранние, более интересные, более живописные отодвигали от меня петербуржские воспоминания, по улице Зануд я подошел к венецианским воротам сittа alta и, пройдя несколько шагов, оказался на площади San Michele al Pozzo Bianco, Сан Микеле аль Поццо Бьянко, Святого Михаила у Белого Колодца.

По-моему, это одна из самых обаятельных площадей Бергамо. Все на ней сохранило свою аутичную аутентичность, все осталось, и Сан Микеле, и Белый Колодец в виде простого фонтанчика с каменным корытом, приставленным к облупленной стене, и выщербленные ступени широкой лестницы, поднимающиеся к небольшой площади перед старым готическим фасадом, простым и грубым, маленькой церкви, расписанной, конечно же, Лоренцо Лотто, на этот раз – фресками со сценами из жизни Девы Марии. Во фресках нет ничего сверхъестественного, это прекрасная работа, но и все, – для Лотто этого маловато. Фрески очень светлы и заполнены красивыми, хорошо одетыми женщинами, очень похожими на тех брешианок Моретто и Савольдо, что я встретил на пьяцца Витториа. Сама же церковь, сочетание фресок Лотто с остатками более ранних росписей, иногда совсем примитивных, византийствующих, прекрасна, и она всегда пуста, редкий турист про нее знает и до нее доходит. От Сан Микеле аль Поццо Бьянко начинается сittа alta, и упоителен путь по его улицам в центр, ко всем знаменитым памятникам Бергамо, к капелле Коллеони, к базилике Санта Мария Маджоре, к палаццо делла Раджоне, Кампаноне и баптистерию. К ним лучше всего идти не по протоптанной туристической дороге, начинающейся от ардекошной станции, куда причаливает фуникулер, а изгибисто, подходя к той же Санта Мария Маджоре сзади, проплутав по улочкам, полным прекраснейших дворцов, с террасами, висящими над città bassa, сверху смотрящегося весьма привлекательно, так как туманная дымка, почти все время его окутывающая, ретуширует его ординарность, так что нижний Бергамо кажется фотографией – не литографией, нет – «старинной, не первоклассной, но вполне пристойной».