Особенности болотной криминалистики

Лель не боялся боли. Он слишком хорошо был знаком со всеми ее оттенками. Он умел причинять ее, а также умел ее принимать и наслаждаться каждым мгновением. Каждой каплей своей пролитой крови.

Но, оказывается, за прошедшие годы из разрозненных осколков личности юного феникса все же смогла родиться другая.

Новую личность звали Лельер Хинсар, и у него были ценности. У него были близкие.

Мия находилась в близком круге Мастера Пытки, и это значило слишком много.

Так и не получив ответа на свой вопрос-восклицание, саламандр спрыгнул на ковер и спустя несколько секунд поднялся с него уже в человеческом виде. Сел в свободное кресло и уже серьезно спросил:

– Значит, ты считаешь, что он специально отправил тебе послание до того, как найдут девушку?

– Ну точно не случайно. – Лель даже не улыбнулся. – Вопрос в другом. Случайности бывают весьма разнообразны. В заклинании мог произойти сбой, и письмо телепортировалось сейчас. А быть может, он настолько возбужден, настолько жаждет внимания, что решил нарушить правила своей же игры. А зря… ведь это даже красиво: одно письмо на месте преступления, одно мне, а последнее на мертвом теле.

– Тогда почему мы сейчас сидим и непринужденно беседуем о привычках психопатов, а не бежим расшифровывать очередной ребус?

Лельер поднялся, встряхнул головой, словно выбрасывая из нее лишние мысли, набросил плащ и, повернувшись к фамильяру, сообщил:

– Потому что нет нужды в расшифровке, друг мой.

На полу тускло вспыхнули линии телепорта, и Мастер исчез в искривленном пространстве. Джар лишь прищурился и прыжком нырнул вслед за хозяином.

Портал выплюнул их в темном переулке. Отчетливо пахло солью, взопревшими на солнце водорослями и гнилой рыбой. Ни с чем не сравнимые ароматы рыболовецкого порта, которые совершенно одинаковы в любой державе и для любой расы.

Саламандр не стал менять ипостась, просто поравнялся с Лельером и, поведя носом, сообщил:

– Меня пугает твоя уверенность.

– Я бы очень хотел ошибаться. – Мимолетная гримаса коснулась бледных губ Мастера Пытки. – А может, и не хотел бы. Охота будит нечто давно забытое… А кровавыми подробностями меня давно не напугать.

Они стремительно шли по порту, мимо обшарпанных доков, по грязным подворотням, в которых копошились такие же отвратительные люди. Выходцы из сектора Янтаря оседали поближе к пищевой промышленности, кучкуясь по закоулкам. Люди есть люди…

Внезапно из мрака над ними выступила огромная светлая скала, испещренная особенно беспросветными сейчас разломами. Леля всегда поражало то, что Адмирал умудрялся оставаться незаметным до того момента, как ты оказывался к нему едва ли не вплотную. Словно он действительно был кораблем и, отражая свет луны и серебра водной дорожки, выплывал из залива навстречу.

– На остатках когтей Адмирала… – почти неслышно повторили губы Мастера Хина, и он запрокинул голову к вышине. Туда, где уже столетия вращал свои лопасти один из древних дирижаблей.

Когда-то на месте четырех секторов была одна великая и единая империя. В ней не верили в магию и проводили гонения на обладателей силы, зато молились другому богу – прогрессу. И делали это настолько искусно, что некоторые чудеса технологической цивилизации до сих пор были непонятны.

Например: почему до сих пор крутятся эти невероятно острые полосы металла?

Дерево давно рассохлось и истлело, а вот стальной каркас впился в камни, слился с ними в страстных объятиях и не спешил их размыкать.

– Мы взлетим? – с опаской поинтересовался Джар, прекрасно знавший о том, чем грозит его хозяину полет. Тот лишь криво усмехнулся и покачал головой:

– Полезем.

Спустя полчаса двое мужчин с трудом сумели проскочить между свистящими лопастями воздушного двигателя, который двигался слишком медленно, чтобы держать в небе такую махину, но слишком быстро, чтобы беспечно лезть на скалу. Существовал немалый риск того, что их могло поделить на две неравные части.

Болтающееся на перекладине тело и Лель и Джар заметили еще до того, как оказались на площадке. Как и надписи на ослепительно-белых лопастях.

«Я был милосерднее. Вспомни. Вспомни, убийца».

Тишина бывает болезненной, а бывает опустошающей. Когда тебе нечем даже попытаться ее нарушить, ты пуст изнутри и снаружи, в тебе нет ни крика, ни шепота.

Поскрипывал механизм, и мерно покачивалась виселица.

А Лель вспоминал… действительно вспоминал и бледнел все больше и больше.

– Ты был не в себе, – тихо напомнил ему слуга.

– А когда и кого это оправдывало? – задал встречный вопрос беловолосый Мастер, садясь на край и невидяще глядя вперед.

У убийств нет срока давности. Но есть лживое убеждение, что каждую свою жертву ты помнишь в лицо. По крайней мере первые. Которой была эта?..

Лель не знал. Лишь помнил, как начинались его первые после плена у Серебрянки романтические отношения. А что может быть прекраснее, чем привести девушку в поистине легендарное место, чтобы вместе полюбоваться рассветом?