— Мне показалось, что это сон… Они так быстро прошли мимо… — Мне и сейчас все путешествие в Швейцарию казалось кошмарным сном.
— Почему ты не сказала сразу, что знаешь Блума?
Я задумалась, но ничего дельного на ум не приходило. Пришлось многозначительно пожать плечами:
— Тебе не понять…
— Ну что, что в нем такого, что женщины виснут на нем?! — в его голосе звучала боль.
Анри, видимо, все еще не мог простить Оливии, что она предпочла ему Блума. Мне тоже было не понять, что такого в компаньоне Варкоча нашли сначала Оливия, а затем мадам Грюнштайн? А как быстро Блум забыл несчастную Оливию? Не прошло и трех месяцев со дня ее смерти, а он уже совокуплялся с Беллой на письменном столе! С женщиной, которая годилась ему в матери! Какой безнравственный молодой человек! Я разделяла негодование отвергнутого любовника. Отвергнутого любовника! Как же я сразу не догадалась, что это Анри убил Оливию. Из ревности.
Да, точно, так все и было: Оливия изменяла мужу направо и налево. Но тот относился к этому снисходительно (может быть, он был «голубым», этот последний представитель вырождающегося аристократического рода?). Сначала она спала с Анри, и тот любил ее беззаветно. Но Оливия не собиралась расставаться с богатым супругом. Ее устраивала игра чувствами, ей нравилось сидеть возле себя возлюбленного и преданного мужчину (тут я возненавидела Оливию всей душой). Анри же не желал продолжать двусмысленную связь и настаивал на разводе, ревновал и преследовал ее. Оливии это быстро наскучило, и она отвергла его любовь, предпочтя необременительные отношения с послушным и недалеким Блумом. А тут как раз «голубой» муж согласился на развод. И тогда Анри решил вернуть любовь. Он пригласил Оливию в Грюнштайн, в место уединенное и безлюдное. Она согласилась приехать, но для безопасности попросила бывшего мужа составить ей компанию. Муж задержался из-за проколотого колеса. В Грюнштайне встретились двое: Оливия и Анри. Он уговаривал ее вернуться, молил, настаивал, требовал. Она смеялась ему в лицо. Тогда Анри заметил среди обломков мирно спящую змею. Решение пришло молниеносно. Он схватил жестокую возлюбленную в охапку и поднес ее руку к змее. Оливия умерла почти мгновенно. Когда приехал ее бывший муж, тело уже закоченело.
Я отерла горячий пот, стекавший по виску, и проговорила:
— Анри, я не выдам тебя полиции, но только скажи правду: это ты убил Оливию?
— Я? Нет… я не убивал Оливию…
Я не видела его лицо во тьме, но голос звучал так устало-равнодушно, что было ясно: Анри не убивал Оливию.
Кап-кап, звенели капли водяными часами, отсчитывая минуты и века. Кап-кап, затекали они холодом в уши. Как невыносимо было сидеть и ждать смерти. Смерти от руки шута. Почему шута? Я подскочила как ужаленная и затрясла сыщика:
— Анри, скажи, Оливию убил шут? Маленький кривоногий человечек в костюме шута? Ты был здесь, когда он ее убивал? Ты видел его? Теперь он хочет убить и тебя? Ты знаешь, кто был в костюме шута?
Он отстранился и спросил:
— Ольга, ты слышала легенду Грюнштайна?
— Да, конечно! Гунда рассказала мне правильную легенду!
— В легенде есть действующее лицо — шут…
— Да, я помню, но это же легенда! В жизни не бывает шутов, ну, только в театре, или маскарад…
— Ольга, в «Умозрительных рассуждениях» есть пророчество, что утерянное сокровище будет найдено, когда владелец Грюнштайна падет от руки шута. Ольга, похоже, что здесь ищут какое-то сокровище.
Он не сказал, какое сокровище, но я догадалась и сама:
— Алмазную корону? Здесь ищут алмазную корону?!
— Корону? Почему корону? — мне показалось, что он пожал плечами. — Алмазный венец никуда и не терялся. Он уже с полвека лежит под стеклом в Музее истории Швейцарской Конфедерации. Это национальная реликвия…
Вот те раз! А что ж месье Варкоч уверял, что короны не существует в природе? Обманул? Какие странные швейцарские юристы: делают тайну из того, что всем известно!
Анри притянул меня ближе и зашептал в самое ухо:
— Ольга, скажи мне правду, ты работаешь с ним? Поверь мне, девочка: ему не нужны свидетели. Он же убьет и тебя…
Вот тут-то до меня и дошел весь ужас пророчества: утерянное сокровище будет найдено, когда владелец Грюнштайна падет от руки шута. Он сказал, владелец Грюнштайна? Падет от руки шута? Я паду от руки шута? Белая лавина ужаса обрушилась и придавила к камням.
— Ольга, уезжай… Я не хочу, чтобы тебя убили. Пойдем, я отведу тебя к Гунде.
Сыщик с трудом поднялся и потянул меня за руку. Ватные ноги не слушались, мне пришлось привалиться к нему. Зубы выбивали непрерывную дробь. Анри чиркнул спичкой, и в ярком свете заплясали мохнатые тени. Оранжевые лепесток осветил полукруглый свод, низко опускавшийся в одном месте. Сыщик потрогал лоб, на котором отчетливо выделялась хорошая шишка, и с досадой поморщился. Спичка погасла, тьма поглотила нас.
— Нам в ту сторону.