Особенности эльфийской психологии

Иля вскочила. Причем так резво, что стул у нее за спиной покачнулся, но не упал. Иначе грохоту бы было!.. Алые глаза темной метали молнии. Я заметил, как у нее за спиной начал подниматься Кар, он же Карунд. Коротко стриженный темный. Да и Машка тоже завозился на своем месте. Но я опомнился и быстро все это пресек.

— Неприятно быть обыгранной на собственном поле? — с хитрым прищуром уточнил у темной.

Та прожгла меня взглядом и шумно плюхнулась обратно на стул. Я вздохнул.

— И как вам только не надоедает? — разумеется, вопрос был чисто риторическим, но Ира снова влезла, когда не просили.

— Что? С темными целоваться?

— А что, вы часто с ними целуетесь?

— А что, не похоже? — подал голос Том, сидящий теперь хоть и на галерке, но рядом с Паулем, а не через ряд с Гарри, как было раньше.

— Нет. Хотя, если бы вы с Улькой поцеловались, я, наверное, смог бы получить эстетическое удовольствие.

Рыцарь молча вскочил и сжал кулаки. Я выгнул бровь, ожидая, что он будет делать. И, честно признаюсь, испугался, когда в правой руке у парня материализовался меч. Это только в книжках все такие бесстрашные и суперкрутые. Я крутым никогда не был. Сердце ушло в пятки. Глаза, наверное, сделались просто квадратными. «Я же пошутил!» — хотелось крикнуть мне. А рыцарь, если верить взгляду, которым он на меня смотрел, был настроен весьма решительно.

— Что, струхнул, психолог? — выплюнул все тот же Том, вальяжно развалившись на соседнем с Улькой стуле.

Вот он-то меня и спас. Точнее, этот его насмешливый тон с львиной долей презрения. Меня словно водой из ведра окатило и изрядно заклинило. Страх не пропал, а засел где-то в области ребер, но я все же нашел в себе силы улыбнуться.

— И за что же ты собрался меня убить? За неудачную шутку? А что потом? Вылетишь из университета, обратно не примут.

— Вы… Вы меня оскорбили! — Он все еще отчаянно сжимал свой меч, который даже на расстоянии казался очень острым, хоть я раньше настоящих мечей никогда и не видел.

— И чем же?

— Вы сказали что… что…

— Я не предложил вам поцеловаться и даже не помыслил, что вы на досуге только и делаете, что обжимаетесь по углам, сказал, что, если бы вы это сделали, мне, как человеку с весьма вольными взглядами, было бы приятно на это смотреть. В чем оскорбление?

— В том… — Пауль запнулся. Зажмурился. Потом снова распахнул свои синие очи. — В том, что вам вообще в голову такое пришло!

— Да? И что же, ты теперь каждого, кто как-то нехорошо о тебе подумает, будешь в капусту рубить?

— Не только подумает, но и озвучит свои грязные… Да! Грязные мысли!

— А у тебя самого они только светлые и благообразные?

— Да!

— Да что ты говоришь? Что же получается: такой видный парень, как ты, никогда, даже в мыслях, не помышлял о своей прекрасно даме, которую ты сначала, как и полагается, под венец отведешь, а потом в спальню, и уж там… там… там… — с каждым словом я все возвышал и возвышал голос. А Улька сжимался под моим взглядом. Его жег стыд. Конечно, парень в его возрасте, каким бы рыцарем ни был, думает о таком, причем далеко не столь пристойно, как принято считать. У него лицо красными пятнами пошло. Я мог бы еще много чего сказать, но неожиданно для всех вмешался Том.

— Ладно. Мы поняли, — бросил он, хмуро глядя на меня. — Оставьте Ульку в покое.

И тут же меч из руки рыцаря исчез, а сам он грузно плюхнулся на стул. В повисшей после этого тишине был отчетливо слышан его тихий, обреченный голос.

— Я тебе не Улька, — бросил рыцарь Тому и тихо пробормотал: — Только и можешь оскорблять.

— Я за тебя заступился, между прочим.

— Я в таких заступниках, как ты…

— Хватит! — это у меня уже нервы не выдержали. — Ведете себя, как два человека, которые и рады бы подружиться, но мнимая гордость мешает.

— Как это, мнимая? — подал голос молчаливый, я это еще в прошлый раз заметил, Фаль, пустынник, имя которого легко сократилось до Фа.

— Потому что то, что у вас, это не гордость — это высокомерие. Мните себя лучше других, вот и варитесь каждый в своем котелке вместо того, чтобы нормально контачить. А ведь вместе не только проще живется, но и интереснее.

— А если мы не хотим интереснее? — спросила Ира и добавила с насмешкой: — Нам и по отдельности не скучно.

Я вздохнул.

— И в своем относительно юном возрасте выглядите, как слет престарелых пердуний, которые только и умеют лыбиться щербатыми ртами и глотки друг другу по поводу и без повода грызть: «Ах, Марь Ивановна, у вас помидорки в этом году лучше, чем у меня, уродились, так я пойду и тлю вам на капусту натравлю».

Не уверен, что они поняли цепочку моих сравнений, но лица у ребят вытянулись. Хотел еще пару слов добавить для вящей убедительности, и тут меня накрыло. Я такого никогда не испытывал. В горле пересохло, в глазах потемнело. А время вокруг словно замедлилось. Неужели это кто-то из деток так на меня намагичить исхитрился? Я ведь вроде артефакт со вчерашнего дня не снимал!