Особенности национального сыска

– Ну вот, теперь и эротика пошла, – сказал Дынин, поудобнее усаживаясь на диване.

– Вот так насмотрятся черт знает чего, а потом трахаются на каждом углу, – заметил я.

– Или дрищут, – добавил Дынин и заржал.

– Не смешно! – сказал я, снова разливая по стаканам.

– Ладно, пошутить нельзя, что ли? А все-таки эта девушка очень приятная, – неожиданно сказал Дынин.

– Кто, вот эта? – указал я на голую блондинку на экране.

– Нет, та медсестра, которая тебе нашатырный спирт под нос совала.

– Да, мне она тоже очень нравится, – согласился я. – А Рыкункова – просто сука, – вдруг неожиданно для себя со страстной ненавистью произнес я.

– Кто это?

– Администраторша, которая сюда заходила. Так бы и дал ей по толстой жопе пенделя! Ненавижу! – в глубине души я сам удивился, откуда у меня возникли такие чувства к Рыкунковой.

– Я ее мало видел, но особа еще та, – согласился Дынин.

Мы посидели еще немного, и Дынин вдруг сказал:

– Мне, наверное, пора. Что-то я себя неважно чувствую. А то Лизка переживать будет. Скажет, что опять напился.

Дынин поднялся и, шатаясь, пошел к выходу.

– Если что, звони, – пробурчал Дынин, надевая плащ.

– Угу, – угрюмо ответил я ему с дивана, наблюдая за страстными объятиями на экране, сопровождавшимися умопомрачительными стонами.

Я старался думать о деле, но никакого конструктива в мыслях у меня не наблюдалось. В голове вертелось лишь желание напиться до поросячьего визга и странная мысль о том, что администратор Рыкункова заслуживает хорошего пинка за ее мерзкий характер.

Я смотрел телевизор до глубокой ночи, пока не прекратилась трансляция, выпив почти все, что принес Дынин. Несмотря на то что я был почти никакой и едва мог пошевельнуть рукой, желание выпить у меня оставалось незыблемым. Где-то в глубине души я даже был удивлен этому обстоятельству, поскольку обычно контролировал свое влечение к алкоголю. Запои посещали меня очень редко, лишь в случаях исключительных, связанных с какими-нибудь трагическими явлениями. Под самое утро, уже будучи не в силах что-либо осмысливать, я впал в глубокий сон.

Длился он недолго. Через три часа я был уже на ногах. Телевизор по-прежнему работал. Я поднялся с дивана. Мне лень было его выключать, и я поплелся умываться. После холодной воды мне слегка полегчало. Я вспомнил происшедшее вчера, ночную пьянку... От всего этого мне стало не по себе и снова непреодолимо захотелось выпить.

Я прямиком отправился в бар, который только что открылся. Бармен Юра, скептически осмотрев меня, положил передо мной горячий бутерброд и бутылку джина с тоником. Я молча проглотил все это и сказал:

– Юра, дай мне еще пару пузырей «Финляндии».

Юра пораженно уставился на меня:

– Володя, побойся бога! Восемь утра!

Действительно, происходящее со мной было очень странно. Однако я настаивал на своем.

– Давай, давай, это про запас.

Юра снова посмотрел на меня так, как списанный в запас летчик провожает уходящий в небо лайнер, но все же протянул мне две бутылки.

Выйдя в вестибюль, я заметил, что аптекарша Катя открывает свой киоск. Не знаю почему, но я устремился сразу к ней.

– Здравствуйте, Владимир Александрович, – сказала она, пристально глядя на меня. – Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь от похмелья?

– Спасибо, от похмелья я уже взял, – указал я на пакет.

– Может быть, все же «Эндрюс Ансер»?

«Черт возьми, какая же все-таки милая девушка!» – подумал я. У меня снова возникло неистовое желание овладеть ею. На сей раз я ничего не мог поделать с собой.

– Катенька, – сказал я, обнимая ее за талию, – вы мне очень нравитесь. Я не знаю, что со мной происходит, но я очень хочу вас как женщину.

Похоже, что реакция на подобные слова за последние дни у Кати выработалась мгновенная. Я не успел договорить, как здоровенная оплеуха обо-жгла мою левую щеку. «Господи, откуда у такой дохлятины такая сила!» – подумал я.

Я переложил пакет в правую руку и потер левой рукой ушибленную щеку.

– Нет, вы не поняли, я просто в качестве информации, – сказал я.

Вместо ответа пощечина обожгла мою правую щеку. Я снова терпеливо переложил пакет в другую руку и повторил операцию с правой щекой.

– Что-то у нас не складывается разговор, – заметил я.

Но Катя уже меня не слушала, она остервенело хлопнула дверью киоска и заперла ее. Я развернулся и отправился к лифту. Выйдя из лифта на пятом этаже, я отправился к себе в номер. Мне бросился в глаза стоящий на стремянке видеооператор Андрей, который копался в кабельной разводке, что-то соединяя. Заметив меня, он улыбнулся и сказал:

– Здрасьте!

Его реакция показалась мне странной, так как за сегодняшнее утро меня не слишком осыпали улыбками.

– Доброе утро, – буркнул я в ответ. – Что-нибудь сломалось? Надеюсь, сегодня телевизор будет показывать?

– Обязательно! – заверил меня Андрей, снова улыбаясь.

Я бессмысленным взглядом посмотрел, как он ловко соединяет какие-то провода. «Странно, у нас в подъезде, когда делали кабельное телевидение, монтировали все только раз и больше ни одна собака к этой кабельной разводке не подходила, – подумал я. – А этот старается, вон сколько проводов натянул, трудяга».