Особенности национальной милиции

Перейдя с быстрого шага на бег, Глеб Ефимович не спускал взгляда с вожделенного предмета, кося одновременно одним глазом в сторону прыткого бомжа, который тоже не хотел упускать своего. Капитан поднажал. И бич прибавил ходу. Они неслись неплохо, до рекордов Олимпиады, может быть, не дотянули, но местных, региональных спортсменов без труда смогли бы заткнуть за пояс. Чувство голода семихвостой плеткой подстегивало капитана. Он не бежал, он летел, расталкивая прохожих, подминая под ногами не успевшие убраться ботинки и туфельки. Метрах в двадцати от финиша они шли нос к носу, за десять метров Мочилов обошел соперника на полкорпуса. Выкинул вперед руку. Потянулся, нагибаясь. Есть! Она у него в руках!

– Так не честно, я ее первым заметил! – вскричал бомж, хватаясь за коричневое горлышко.

Мочилов прижал бутылку к груди и пихнул бича, только после этого взглянув ему в лицо. Тот, видимо, тоже впервые оторвал глаза от бутылки. Бутылка выскочила одновременно у обоих из рук и покатилась на радость третьего претендента на добычу – древнего старичка с измятым выпивкой лицом.

– Глеб Ефимович, извините, я вас не узнал, – промямлил Пешкодралов, густо покраснев.

– Вы ошиблись, молодой человек, это не я, – постаравшись изменить голос, пробасил капитан.

– А зачем тогда форму нашего преподавателя надели?

– А-а... м-м... Хорошо, – решился Мочилов, – это я. Только ты меня не видел. Договорились?

– Угу, – кивнул Леха. – А остальным ребятам тоже передать, чтобы они вас не видели?

– Каким ребятам?

– Да вон.

Пешкодралов ткнул пальцем в ошарашенного Кулапудова, только что наблюдавшего спринтерский бег, и братьев Утконесовых, все-таки сломавших свой отбойный молоток и чинивших его прямо на дороге. На скамейке, безнадежно уткнув голову в руки, страдал от неразделенной любви полковник Подтяжкин.

По-видимому, он единственный, кто не заметил еще Глеба Ефимовича.

Лучше засветиться капитан не мог.

– И им скажи, – выдавил Мочилов и поспешил удалиться.

– Глеб Ефимович, – позвал вслед Пешкодралов, – если вам нужны бутылки, я вам все отдам. У меня много.

Капитан приостановился, движимый соблазном, понял, что скрываться уже смысла нет, вернулся, выхватил сумку из благосклонно протянутых Лехой рук и быстро пошагал прочь.

«Для полного счастья мне еще генерала не хватает», – заметил про себя Мочилов, скрываясь за подворотней. Навстречу шел генерал.

Мгновение спустя рядом с Лехой стояли Кулапудов и братья.

– Что ему надо было? – с любопытством спросили все разом.

Леха довольно приосанился, чувствуя на себе всеобщее внимание, многозначительно помолчал минуту.

– Не бросает нас капитан, негласно ведет свое расследование, – веско сказал он. – Передал, чтобы мы никому не говорили, что он был здесь. Вроде как мы его не видели. – Мечтательно подняв глаза, Пешкодралов добавил: – Что за человек!

– Да, Мочила – сила, – подтвердил Андрей, задумавшись.

– Мент от бога, – добавил Антон.

– Ладно, опергруппа, по домам, – вернул всех на землю Венька. – Приманка зачем-то смылась с места проведения операции.

Об этом с ней разговор отдельный будет. А нам здесь оставаться больше смысла нет. Пешкодралов, что это от тебя так несет?

* * *

Володя все делал, как велел ему Мочилов. Лишь только в окне показывалась чья-то фигура, он обращал голову к колонне и беседовал с нею, беседовал.

Если к дверям больницы подходил больной или навещающий, лейтенант всем без исключения сообщал:

– Какая незадача, мой товарищ только что отошел, ну, вы понимаете куда. Мы давно здесь сидим, и вот оказия с ним случилась. Он тут за углом, скоро вернется. Если хотите, проверьте. Мочилов слово свое держит и за гамбургерами ни за что не побежит.

Текст был довольно пространный, но лейтенанта это не смущало.

Следить за окном, которое находилось за спиной Володи, было довольно трудно. Смурной первое время еще оглядывался, проверяя, смотрят ли на него или нет, а потом перестал. Он подумал, что проще будет, если он все время станет разговаривать с колонной. Заодно и подозрений меньше возникнет. А то что это он все оглядывается и оглядывается.

Проблематичнее всего было колонну представить живым человеком. На Мочилова она нисколько не походила, а оттого найти общий с ней язык оказалось трудно. Сначала Володя побеседовал о погоде, обсудил последние политические новости, завел разговор о превратностях любви. Но непростые эти темы требовали диалога, диспута, если хотите, а приходилось отдуваться одному. Что поделать, коль Владимир Эммануилович не привык к монологам.

Тогда лейтенант вышел из затруднительного положения тем, что начал декламировать стихи. Поэтическая его натура заставляла в свое время Володю с вдохновением зубрить лучшие образчики поэтического творчества.

Особенно молодому человеку нравились современные стихотворцы и поэты Серебряного века.

Он сыпал и сыпал стихами, не забывая прерываться на то, чтобы сказать: