Особенности национальной рыбалки

— Надо водолазов подключить, они достанут, — подсказал Семёнов. — Весной ящик коньяка со сходен уронили, когда день рождения начальника тыла праздновали, так они даже в этой мути, что у военного пирса, отыскали и подняли… Там глубоко?

— Глубоко, — задумчиво ответил егерь. — Очень.

— Всё равно достанут, — был уверен Семёнов. — Если узнают, что и сколько утопили — достанут!

Кузьмич и Лёва молча переглянулись.

— Что, так и будем вздыхать? — нарушил уже начавшее затягиваться молчание егерь.

Все обернулись к Семёнову. Милиционер вздохнул, придвинул к себе портфель — достал из его глубин бутылку. Кузьмич пристально посмотрел на него, Семёнов опять вздохнул — и извлёк из портфеля ещё одну бутылку. Теперь можно было жить…

— Я, конечно, не умею, как генерал, говорить тосты, поэтому… — Лёва замер со стаканом в руке. — …поэтому скажу… — Он помолчал несколько секунд. — Ну… вы поняли.

Все поняли — сдвинули бокалы…

— Да! — неожиданно проговорил Иволгин с закрытыми глазами. — Ну, за единение…

— Да, за единение с природой, — согласился Семёнов со спящим генералом. — За наше единство…

Все согласились и выпили.

Это послужило сигналом к общей беседе. Кажется, и говорить не о чем, но только душа, искушённая особенностями рыбалки, заражённая её скромным таинством, способна понять всю прелесть незамысловатой речи, которая, как наркотик, будоражит душу, заставляя пульсировать кровь в жилах, и подогревает истинных поклонников этого отдыха мчаться чёрт знает куда, мёрзнуть и мокнуть, ради странного состояния — рыбалки.

— Вот такой лох, на шесть с половиной, икры в нём было — две литровые банки…

— На червя, обычного червя взяла… Еле вытащил — удилище в дугу, думал — лопнет…

— Свечу фонарём — стоит этакое бревно, именно бревно, больше лодки, я беру весло, вот так беру — и как!..

— Три часа ничего, ни одной поклёвки, а потом, минут за десять, половина лодки отборнейшей краснопёрки…

— Вот такой ходит и ходит, а у меня даже сачка нет! Я его голыми руками за хвост, за плеск, если по-нашему, хвать! Как он забился…

— Она не любит рыбу ловить… Дома осталась. Звоню, — оказывается, на Кипр уехала… Без меня…

Можно долго описывать общий разговор, но, наверно, многим он будет неясен, это беседа профессионалов, которые понимают друг друга по одной реплике.

Хорошо было у егеря — уютно.

Вечер незаметно сменился блёклым замершим рассветом.

Иволгин проснулся в кресле. Тут же, ещё толком не раскрыв глаз, прикурил остаток сигары, зажатый в уголке рта.

Пустил струю дыма, с удивлением оглядел веранду и следы пиршества на столе. Рядом на маленьком диванчике спали Семёнов и прокурор Чердынцев. Спали валетом.

Иволгин даже склонился над ними, чтобы удостовериться, что это именно они. Заглянул в комнаты — в полумраке часы пробили четыре раза.

Генерал спустился по лестнице, осмотрел дом снаружи — чуть в стороне располагалась обещанная беседка для наблюдения за луной. Это был изяшный навес в восточном стиле, перед которым тянулся тёмный лакированный настил из досок. Там сидел Кузьмич. В небе висела огромная полная луна.

Иволгин осторожно подошёл и устроился рядом. Егерь даже не шелохнулся — смотрел вверх, на луну, которая ярко светила с небес. Блестели лаковые доски настила. Рядом были валуны, украшенные тщательно подобранными сортами мха. Чуть дальше — маленькие пруды…

Генерал посмотрел на егеря, тихонько кашлянул.

— Кузьмич, мы, кажется, в другом месте были? — почти шёпотом спросил он, чтобы не мешать наслаждению егеря.

— Были… — ответил Кузьмич. — Теперь здесь…

— Ничего не помню… — признался генерал.

Егерь запрокинул голову и, не мигая, смотрел на спутник Земли.

— Если долго смотреть на луну можно стать идиотом, — сказал Иволгин. — Это у нас в Средней Азии так говорили. Примета такая, — пояснил он.

Кузьмич продолжал любоваться небесным спутником. Иволгин вздохнул и отправился дальше. На пирсе он заметил одинокую фигуру Сергея Олеговича.

Сергей Олегович сидел и смотрел вдаль. Тело его ритмично раскачивалось, губы бормотали:

— Зайка… Кипр… Что ты нашла в этом Кипре… Зайка?.. Кипр. Жёлтые скалы жадно лижут волны Эгейского моря, помнит которое роскошное тело Зойки, что, как ожившая статуя Геры, мастером ловким из цельного древа сработана была, древа, что выросло на щедрых склонах Ливана, родины многих славных героев… — он запутался в гекзаметре своей песни-поэмы…

Внизу что-то плеснуло.

Сергей Олегович склонил голову, всматриваясь в странное волнение воды, будто под ней кто-то есть. Затем лёг на доски и свесился вниз…

— Кто здесь? — прошептал он.

Лёгкая рябь прошла по тёмной поверхности воды. Послышался чей-то тихий смех — словно колокольчик прозвенел…

Сергей Олегович ещё ниже склонился, чтобы лучше рассмотреть, что происходит под водой.

Плеск — светлое тело взмыло. Холодные руки обвили его шею, а на устах чьи-то губы звонко запечатлели ледяной поцелуй.

Сергей Олегович еле урпел схватиться руками за края пирса, чтобы не упасть. Он смог заметить только белое девичье тело да крупный хвост, который ударил по поверхности воды, и незнакомка скрылась в тёмной глубине…