Особенности содержания небожителей

Я медленно поднялся с нашей супружеской постели и начал одеваться. Ха, супружеской. Даже самому смешно. Разве можно называть супругом того, чье мнение априори не учитывается. Того, над кем буквально в открытую смеются и всячески унижают. Да ладно супругом, мужчиной — и то нельзя! У наложниц и то больше права голоса!

Наверное, не будь на мне рабского клейма, я бы ушел. В долгую медитацию куда-нибудь в горы. Потом бы вернулся, конечно, чтобы выплатить всем долги… и ушел уже по-настоящему. Потому что быть шутом в собственной семье и врагу не пожелаешь. Пусть теперь змея… лечит. Он привыкший. 

Янли чем-то гремела за ширмой, потом вышла оттуда со странным лицом и села у стола. Посмотрела на меня долгим взглядом и пробормотала себе под нос что-то вроде: «Кому тут сто лет… Ладно, сама дура и взрослая тетенька». 

— Иди сюда. Чаю налить? Змей проспит еще немного. 

— Не нужно, я выпью отвар, — безэмоционально кивнул я, вставая и собираясь уйти… может, меня пустят к А-Лею. Конечно, брат будет на стороне сестры, но, возможно, ничто мужское ему не чуждо. 

— Я попытаюсь еще раз. Словами, через рот, раз на примере не получилось, — остановила меня Янли, схватив за полы верхних одежд. Пришлось сесть обратно.

— Я слушаю. — Как будто у меня есть выбор, да? У меня даже от предыдущих мыслей уже печать саднит.

— Юншен, ты мне очень нравишься, — начала она. 

Да, верю, игрушка из меня вышла забавная.

— Я уже почти забыла, что за дурацкие обстоятельства нас свели. Но не могу забыть другое…

Я решил все же прислушаться к ее словам. Может, у нас, наконец, получится немного… хм... обозначить границы? Я ведь давно, еще совершенствуясь на пике, планировал обычный брак по расчету. Почему же сейчас все полетело кувырком и я сам не шел по намеченному пути? Может, потому, что понадеялся на что-то большее? Ха, не смешно вышло. 

— Я не могу забыть другое. Потому что ты каждый раз напоминаешь. Увы, мне не повезло родиться в этом мире женщиной. Не просто женщиной, а женщиной-лекарем. Но так получилось. Возможность лечить для меня — это все равно, что… возможность заклинать для тебя. Это как дышать. Это и есть я. И когда ты пытаешься меня в этом ограничить — это как если бы ты зажимал мне рот и нос, не давая вздохнуть. — Она вдруг невесело рассмеялась. — Какая ирония, да? О рабском клейме все время помнишь ты, а свободу делать то, без чего мне не выжить, теряю я. Знаешь… — Она вдруг встала, быстро прошла к стеллажу у стены и открыла большую черную шкатулку. Через секунду на стол лег свиток. А еще через мгновение… от него остался только пепел. После того, как Янли шлепнула сверху огненный талисман из тех, которыми мы обычно грели воду, и активировала его своей ци. 

Печать на моей шее тоже вспыхнула огнем, обжигая кожу болью, и… исчезла. Я всем телом почувствовал, что ее больше нет.

— Ты что наделала? — Меня пробрала дрожь, пока я шокированно осматривал ее с ног до головы. — Ты… ты ведь сама только что говорила, что женщина. Без печати я… я ведь могу… я ведь сильнее тебя, даже в таком состоянии! — Я поднялся во весь рост и, схватив ее за рукава халата, притянул ближе. Сейчас ясно чувствовалось, что я выше, шире в плечах и могу одним движением сломать ей кости. Теперь ничто не помешает...

— А ты это сделаешь? — спросила она, не отводя от меня взгляда. — Знаешь, я вдруг подумала, что жду от тебя доверия там, где не доверяю сама. Это так не работает. Поэтому вот. Я. Тебе. Верю. А ты мне? 

Я долго еще всматривался в такие непривычно близкие лисьи глаза, а потом просто выдохнул. Выдохнул и опустил лоб на ее плечо, вдыхая привычный аромат трав и снадобий. Руки сами собой обхватили чужие плечи в объятьях и притянули ближе.

— Дурная хули-цзин, — фыркнул я ей куда-то в шею. — И я все равно не понимаю. — Мои руки спустились на ее талию. Я прижимал к себе такое маленькое и хрупкое тело, по-прежнему уткнувшись лбом в ее плечо. — Что ты устроила… там, на кровати? Зачем? Если не хотела меня подразнить, не хотела унизить… зачем? Я ведь взрослый мужчина, и, в каком бы ужасном положении я ни был, у меня есть честь и гордость. Ладно уж желание тела, несколько минут разгона ци — и я бы пришел в себя, но...

— Глупость сделала, — спокойно как-то произнесла лиса. Она вообще, как я заметил, умела легко признавать свои ошибки, не пыталась увильнуть от ответственности за них и при этом не боялась потерять лицо. И не теряла, вот что странно. Во всяком случае сейчас. — Но я так хотела, чтобы ты почувствовал разницу. Ты всерьез думаешь, что я дотрагиваюсь до чужих тел с мыслями о чем-то непристойном? Или просто личном? Сейчас там, — она дернула подбородком в сторону кровати, — я попыталась показать тебе, как велика она... разница между тем, как я чувствую, веду себя и касаюсь, когда лечу и когда… хочу. 

— Хорошо. Не продолжай. Сейчас на мне нет рабской печати, а тебя я все еще хочу до скрежета зубов. Не провоцируй. — Я поднял на нее потемневшие от несовместимых желаний глаза. Как можно одновременно хотеть убить лису за ее фокусы и… и хотеть ее почти до искажения ци?!