Особенности воспитания небожителей (СИ)

За что люблю мужа — это за то, что соображает он временами быстрее, чем бегают его патриархальные тараканы. Его глаза стали квадратными всего на одно мгновение, а потом он понял, о чем я кричу, и без лишних разговоров рванул за свой пояс и сдернул с себя сразу три слоя одежек.

— Что за трактат? — То, как он действовал, не мешало ему занудствовать. И довольно решительно не позволить мне обнять нашу покупку со стороны груди — он этого своего шиди развернул ко мне спиной, мельком покосившись на то, как распахнулось мое самое нижнее одеяние. — Откуда в мире смертных техники…

— Да ниоткуда. — Я потихоньку начала приходить в отчаяние. — Юншен! Я не знаю, что делать дальше, там была просто поучительная история в духе даосских притч о том, как два небожителя спасли третьего, и краткая сноска, что этим методом можно не дать погибнуть заклинателю, у которого вытянули всю ци. У нас нет времени искать другие способы, а непрямой массаж сердца со сломанными ребрами — это я его сразу добью. Ты тут небожитель, ты и говори, что дальше делать!

— Техники на то и техники, что их учат не один год! Как по такому описанию я найду в своей памяти и воспроизведу нужную… еще и парную? — теперь запаниковал уже он. — Я в них совсем не углублялся…

— Если не найдешь, он сейчас умрет, — тихо сказала я, от безнадежности просто прижимаясь к израненному и уже даже не хрипящему телу со спины и протягивая обе руки мужу. — Давай хотя бы попытаемся.

— Хорошо… нам уже нечего терять, — вздохнул заклинатель и, на секунду прикрыв глаза, обнял меня вместе с зажатым между нами пациентом, закусил губу, крепко зажмурился… и вдруг заговорил так, словно читал вставший перед внутренним взором свиток: — В парных техниках передача энергии ведется не по кругу, а по извилистой линии. Она начинается снизу от меня, из того красного узла меридианов, и, соединяясь с таким же твоим, идет через тебя к следующему узлу…

Он не просто словами все это проговаривал, он… делал. И я это чувствовала, причем еще как. На пару мгновений вообще показалось, что никакого третьего между нами нет.

— Янли, — тихий голос мужа звучал уже не просто рядом, а где-то внутри меня, — все хорошо, все правильно… слушай мои слова. И… и надо полностью открыться. Даже больше, чем просто во время… исполнения супружеского долга. Впусти меня… в свое тело, в свою ауру, в свои мысли, в свою… душу.

Черт. В моих мыслях слишком много того, что я не могу открыть никому. Но… но если я этого не сделаю, то пациент умрет. А еще я сама захотела… сама все это начала. И сейчас оттолкнуть Юншена — это поломать все, что между нами уже случилось.

Я резко выдохнула сквозь зубы и подумала — а пропадай моя телега, все четыре колеса. Если во время этого парного совершенствования с реанимацией на троих Юншен поймет, что я не Янли… то есть почти не она… то есть… без разницы. Он смог мне довериться, почему я не могу?

Глава 5

Юншен:

Мне казалось, я видел странный сон. Будто демон иллюзий поймал меня в ловушку и поместил в одно из своих бредовых творений. Мир, серый и узкий настолько, что в нем тяжело дышать. Людей настолько много, что места в мире на всех просто не хватает. Они строят каменные башни и передвигаются толпой, словно нескончаемые воды реки. Такими же потоками льются по узким улицам железные кареты без лошадей.

Это был очень необычный мир, где одновременно существовало оружие, убивающее миллионы, и лекарские техники, позволяющие спасать тех, кого даже бессмертные целители сочли бы безнадежным. Здесь не знали элементарных вещей, и в то же время простые люди могли пользоваться удобствами и вещами, недоступными даже императору.

Но одно я понял точно: этот одновременно прекрасный и ужасный мир медленно умирал. Потому что его жители забыли фундаментальные законы гармонии.

Я бы еще долго разглядывал окружающую серость, если бы через мою ментальную проекцию по улицам одного из каменных городов не пронеслась одна из тех повозок, издавая ужасно громкие и неприятные звуки. Мой дух потянуло за ней, и внезапно пришло понимание: в повозке ехали люди, в чьи обязанности входит спасать других, когда никто больше помочь не может. Целители… скорая помощь. Слегка странное, но очень точное название.

Эти люди не были ярыми последователями благого пути и не считали себя героями. Я чувствовал от них усталость, тлен равнодушия от бесконечной чужой боли, беспомощность, раздражение и еще далеко не один клубок негативных эмоций. Но они все равно делали свое дело.

Я так и следовал духом за визжащей повозкой, пока та не ударилась в другую, сминая хрупкие человеческие тела в крошеве железных обломков. Это было… страшно. Столько крови и такие искореженные трупы даже демоны после своих нашествий не оставляют.

А еще я увидел глаза одной из женщин, что ехала в повозке. Ее лицо, белое от боли, было совсем незнакомым. Только вот глаза были… лисьи.