Сиреневые глаза мужчины вырвали из страшного кошмара, но погрузили в новый. Не успела сбросить единственной свободной рукой его руки, и отползти как можно дальше, в самый угол, как он снова настиг меня, показывая ужасные картины убийств моих мальчиков, моих смелых учеников.
Грудная клетка вздымалась, словно после марафона, и успокоить дыхание не получалось. Странный мужчина ушел пару часов назад, и у меня была возможность поспать, чтобы хоть там не вспоминать моральную пытку, и не видеть, как самолично убиваю Марка и Диму. Но сон покоя не принес, я вновь видела ужасный кошмар, и теперь сидела на мокром тюфяке, обнимала себя за плечи, чтобы не околеть, и держала глаза открытыми, боясь, что вновь увижу кровь на своих руках, и последние минуты жизни единственных родных мне людей.
Сначала я понимала, мне навязали эти сны, а потом реальность перемешалась с кошмарами, и перестала осознавать, что было сном, а что явью. Может никто не убивал мальчиков? Или сошла с ума, и сама это сделала, собственными руками? Не было пришлых, не было никакого портала, просто сознание играет со мной, заставляя видеть то, чего не было, и быть не могло.
Сколько я сидела и смотрела в пустую каменную стену? Не знаю, давно потеряла счет времени. Кошмары все не проходили, даже мольбы не помогали. Хотя я откуда-то знала – тот странный мужчин с разными глазами из моих снов слышит меня. Может, он сильно занят, и не может помочь разобраться, где есть настоящая я, и какая Я настоящая. Там, во снах, или сейчас, в холодной камере.
Скрип деревянной двери заставил лениво посмотреть на вошедшего. Снова черный плащ с глубоким капюшоном, только на этот раз в его руках была тонкая палка, на кончике которой мерцали разряды.
– Тебе передает привет глава рода Кагуиров. – добродушно начал вошедший. Голос тот же самый, или это уже другое существо? Хотя, какая, в принципе, разница, этот тоже будет мучить.
И действительно, стоило странной палке прикоснуться к плечу, как тело скрутило от сильнейшей боли. Ощущение, словно в меня медленно втыкали раскаленную сталь, растягивали пытку, и наслаждались моей болью.
Когда приступы стали спадать, услышала свой собственный крик, а потом и он затих. Я будто попала в ад, и черти изгаляются надо мной, наказывают за грехи.
– Нет, так дело не пойдет. Ты должна потерять сознание, только в этом случае закончиться второй этап приговора. – в ушах стоял гул, и из сказанного мало что поняла, кроме одного, ужасы еще не кончались, они только начались.
Касание к животу, и сталь распарывает кожу, выжигает все внутри, но не позволяет сердцу перестать биться.
На этот раз накрыла блаженная тьма, и мне хотелось снова увидеть страшные кошмары, лишь бы вновь не испытывать такую боль. Моральный садизм, физический.. Что еще придумали? Что мне уготовили?
Мягкое прикосновение к щеке приготовило к очередному испытанию. Не знаю, как пришла в себя, но тут же дернулась, пытаясь отползти как можно дальше, настолько, насколько позволяла толстая цепь, приковавшая меня к этому подземелью.
– Тише, девочка. – мягкий голос меня не обманет, он снова пришел издеваться, и больше я уже не выдержу, перегрызу себе вены, позволю крови вытечь, дам себе возможность избавиться и умереть, это будет наивысшем благом. Предыдущая пытка не оставила на теле даже синяка, и мысль, что наконец-то освободили странным оружием, пришлось безжалостно уничтожить происходящим наяву.
– Уходи. – я молила, молила оставить меня, позволить уйти на тот свет, но и этот, наверняка, не поможет, они не знают, что такое жалость.
– Тише. Будешь кушать? Я принес тебе бульона. – убрала руки с лица и посмотрела на существо, в чьих руках угадывалась чашка. Сколько я не ела? И ела ли вообще с момента попадания в подземелье?
Неизвестный подходил медленно, словно к опасному, загнанному зверю, и когда протянул ко мне еду, ударила по его руке, расплескивая содержимое на пол. Наверняка там был какой-нибудь страшный яд, от которого буду умирать долго и мучительно. Это не они меня добьют, я сама себя избавлю от мучений, пусть только выйдет, пусть только оставит меня одну.
От запаха куриного бульона желудок противно сжало, и желчь попросилась наружу. Кое-как сглотнула и сделала вздох, пачкать собственный тюфяк, когда сама и так в грязи, было бы лишним.
– Ничего, сегодня тебя освободят. Все будет хорошо, Ли. Обязательно будет. – поймала очередной рецидив просветления, и поняла, что голос говорившего знаком. Но где я его слышала?
Когда меня оставили одну, села, поднесла кисть к лицу и вгрызлась в собственную руку. То, что испытывала, было ничем, по сравнению с предыдущими пытками, и я стала усерднее распарывать зубами собственную кожу, пытаясь добраться до вен.
Зрение так и не пришло в норму, да еще и потемки не давали увидеть результаты своих трудов. Но, почувствовав губами, что кровь стала идти интенсивнее, легла на спину и приготовилась уснуть.