Особенные дети

В больнице меня обследовали и «обрадовали» - руке была нужна операция. Некоторые кости были раздробленными. Причём, немедленно. Тут Руслан подключил своего крёстного. Нас на ближайшем самолёте доставили домой, где в больнице меня ждала бригада врачей в операционной. Было очень страшно. Наркоз будто бы и действовал, но мне казалось, что всё происходит без обезболивания. Анестезиолог рассказывал, что прямо посреди операции я открыл глаза и пробормотал что-то про Кота. Не помню.

Кстати, стоит упомянуть о роли крёстного Руслана в нашей истории. Алексей Игоревич, выслушав моих друзей, развил бурную деятельность. За короткий срок ему удалось собрать все необходимые сведения и добиться, чтобы нам с Русланом предоставили особо охраняемое убежище. Немного, самую капельку не успели найти нас.

Когда стало понятно, что я в руках Кота, на всех каналах было приказано показывать мою фотографию. Многие звонили. Уборщицы и персонал из гостиниц в которых я останавливался, соседи по автобусу, бабушки, стоявшие за мной в очереди в магазине. Позвонила и Ира. Ночью. Наверное, отработав и включив телевизор, чтобы расслабиться. Она думала сделать хуже, а сделала только лучше.

Руслан был рядом. Он кинулся за мной и чудесным образом попал в руки военных, подчиняющихся профессору, которые с особым интересом отслеживали звонки по моей фотографии. Дальше всё понятно. Бункер, побег, больница, операция, реанимация…

Затем ко мне пустили маму, Валерия Ивановича и друзей. Витас ходил с гордым видом. Плечо, куда выстрелил Кот, его совершенно не беспокоило. Диня был немного потерянным и грустным от того, что все основные события произошли без его участия. К тому же Катя дала ему от ворот поворот, когда он не успел на свидание к ней, занимаясь моим спасением. Округлившаяся мама и Валерий Иванович вообще не покидали мою палату. Мама каждый раз плакала, надоев даже заходящим с капельницами медсёстрам.

- Мам, - спросил я, когда она в очередной раз разрыдалась, - а чего вы не поженитесь?

Оба, словно дети, захлопали глазами, а затем стали наперебой говорить:

- Мы думали, ты будешь против…

- Это такой стресс для тебя…

- …и ты не говорил, что видишь меня в роли отца…

- … а вообще…

- … мы думали.

- Нечего думать, - засмеялся я, тут же поморщившись от резкого движения. – Женитесь. Моя сестрёнка должна родиться в полноценной ячейке общества.

- Правда? – мама выглядела так, словно я подарил ей миллион долларов. А Валерий Иванович глупо улыбался, затем встал на одно колено и торжественно проговорил:

- Я обещаю заботиться о тебе в болезни и здравии, любить тебя всю жизнь и любить всех наших детей. Ты выйдешь за меня, Маша?

Кольца у него не было, но разве это было важно? Мама, растроганная и раскрасневшаяся, прижимала руки к груди и от нахлынувших чувств ничего не могла сказать. А я встретился глазами с замершим в дверях Русланом и только тихо вздохнул.

Руслан не собирался ничего менять. Вчера он сказал мне, что произошедшее не касается его планов. Он всё так же собирается уехать из города и поступить в свой институт МВД в Питере. Такие вот дела. Я даже не стал ничего говорить. Это его выбор. Если нас не соединило произошедшее, то уже ничего не соединит. Он боится, он не пускает меня в своё сердце. Что ж, так и быть. Я просто не буду думать об этом. Моя любовь, в сущности, ничего не значит.

Валерий Иванович сбегал за шампанским в ближайший магазин, мы и весь медицинский персонал выпили за их с мамой счастье. Руслан не сводил с меня глаз.

***

Через пару недель меня выписали домой. Лучше бы я остался в больнице. Мама торопилась, чтобы успеть сочетаться браком. Она развила бурную деятельность, сводила меня с ума, показывая два совершенно разных отреза ткани для скатертей и предлагая между ними выбрать. Она утверждала, что это разные оттенки. Один лавандово-розовый, другой бургундский розовый. Я разницы не видел и всегда выбирал тот, что слева. Потому что правой рукой было больно шевелить.

На меня опустилась странная, тягучая меланхолия. Ночные кошмары стали реже, но они остались. Порой, просыпаясь в поту с сердцем, звучащем в ушах, я спрашивал, за что мне это? Почему все эти ужасы произошли со мной? Посттравматический синдром. Тяжёлая штука. Диня что-то чувствовал, вытаскивал погулять, в кино, но я, как мог, сопротивлялся. Даже отвечал отказом на редкие предложения Руслана о встрече. Просто оставьте меня в покое. Все.

Сегодня проснулся я перед самым рассветом. В голове звенели слова умирающего профессора: «Есть ещё один человек, которого спасла мать Руслана. О нём ты не знаешь». Значит, ампул было пять. Красивое число.

Я оделся, вышел на улицу, дошёл до ближайшего ларька, чтобы купить сигарет. Только это меня успокаивало в последнее время.

Кто пятый?

Я сел на детскую качель и закурил.

Кто пятый, чёрт возьми?

«Он возненавидит тебя».

Кто меня ненавидит?

«И он единственный сможет свергнуть тебя с твоего пьедестала».