Особенный. В твоих руках (СИ)

Войдя в гостиничный номер, не раздеваясь, падаю лицом в подушку и плачу. Выпускаю чертово напряжение, после чего проваливаюсь в мутный сон, в котором продолжаю думать, взвешивать, размышлять…

В час ночи просыпаюсь, как по хлопку. Решительно достаю телефон и набираю Макса.

Глава 37

Слезы бегут по щекам, ну и пусть! Все равно дождь, а я без зонта. Бреду от приюта к троллейбусной остановке, мешаю ботинками грязь. Волосы сосульками висят, джинсы промокли… Плевать. Так больно внутри, что как выгляжу снаружи ­– не имеет значения.

Бармалей умер. Еще на прошлой неделе, но я узнала сегодня. Пришла, а он не встречает. У него была редкая форма рака, никак не проявлялась.

Наш ветеринар сказал, что он не мучался. Я стараюсь в это верить.

Успела полюбить его, считала своим. Чучело мое лохматое, кому я теперь колтуны вычесывать буду? Тотошка мой непоседливый.

Впервые за пять дней хочется забить на обиду и позвонить Максу. Мы поссорились той ночью. Сильно поссорились, до взаимных оскорблений. Я сходу обвинила его во лжи, прямо рассказала, что и как узнала на съемках. Думала, он мне все объяснит, как-то успокоит, а он не стал оправдываться. Наехал в ответ, что я слушаю непонятных куриц и веду себя подобно им. Что у него и так проблем выше крыши, в том числе из-за меня, и я достала своими претензиями. Я крикнула, что он лжец, и я жалею, что связалась с ним. Он назвал меня истеричной малолеткой и запретил впредь звонить в таком настроении. Отбился первым.

Я проплакала до утра и глаз уже не сомкнула. Как пережила следующий день – сама не знаю, отработала на съемках на автопилоте. Гримерша работала другая, молчаливая и понятливая, в душу не лезла и мешки под глазами замазала хорошо.

Сиденье в троллейбусе холодное, низ живота неприятно тянет, но я сижу, надеясь прогреть кресло своим теплом. Откуда во мне тепло? Арктика внутри и одиночество тотальное. Кажется, не нужна некому. Бармалей и тот меня бросил.

Макс позвонил на следующий же день, но я не взяла трубку. Мне нужно время. Сложно принять его обман, но я хочу простить, все еще верю в нашу любовь.

Боли накопилось много, а поделиться не с кем. Маму на сохранение положили, да ей и не расскажешь. Вероника не успела прилететь из Англии, как умотала в Португалию. Ей я тоже не могу рассказать всего, не поймет. Хоть в церковь иди исповедоваться, но я не умею, да и стыдно.

В отчаянье набираю Леру Нечаеву. Уже не надеюсь, что она ответит, и вдруг слышу бодрое:

– Ветка! Привет, пропажа! Как поживаешь?

– Да по-разному, – признаюсь растеряно. – Как у тебя дела?

– Отлично все! Квартиру классную сняла. Заезжай на рюмку чая.

– Я с удовольствием. Когда, куда?

– Да хоть сейчас! Я адрес сброшу…

Квартира оказывается современной студией в элитном доме в самом центре города. Уже через полчаса я стою в прихожей и пачкаю зеркальный светло-бежевый мрамор пола грязевой жижей, стекающей с тракторной подошвы моих ботинок. Нечаева в шелковом халатике на голое тело и бархатных тапочках на танкетке носится вокруг меня со шваброй:

– Черт, Ветка, ты что, по кладбищу гуляла? Бледная, как смерть, промокшая, грязная. Что стряслось-то?

– Много чего, с порога не расскажешь, – бурчу. – Но если дальше не пускаешь, могу тут начать.

На самом деле Лера встретила меня тепло, обняла и расцеловала, как обычно, но когда увидела, в каком я состоянии, занервничала.

– Вот, держи мой спортивный, – сует трикотажный комплект с аппликацией из стразов на спине и стягивает с меня мокрую куртку. – Переоденься пока, а твои вещи я на батарею повешу сушиться.

– Можно мне умыться и руки вымыть? – спрашиваю смущенно и оглядываюсь.

Квартира роскошная, мебель и отделка дорогостоящие, да и костюм, который держу в руках, из брендовых. Хорошо устроилась Лерка.

– Лучше в душ сходи, отогрейся. Господи, у тебя пальцы на руках синие, – причитает она, таща меня в ванную.

Пока я стою под горячими струями воды душевой, Нечаева приносит мне полотенце и фен, а сама идет на кухню делать чай. Она на удивление органично смотрится в этой элитной обстановке, словно всю жизнь жила, как мажорка, а не прозябала с родителями в старенькой времянке в конце бабушкиного огорода. Интересно, откуда у нее деньги на такую хату и фирменные шмотки? У дивана я заметила штатив и специальную лампу для съемок. Неужели, продавая в интернете нюдсы можно столько зарабатывать?

– Значит, ты снялась в клипе. Ну я в шоке, подруга! Ты ж теперь звездой станешь, тебя на улице узнавать будут. Готова к такому? – смеется Лерка, ставя передо мной огромную чашку горячего чая с лимоном.

– Не будут, - улыбаюсь, отхлебывая с наслаждением.

Чай вкусный. В семье Нечаевых его уважают, папа мой шутил, что у них китайцы в роду были, потому глаза чуть раскосы, кожа желтоватая и к чаю особая страсть.

– Самое смешное, что эта песня ну вот совсем не про тебя! – продолжает веселиться Лера. – За бабло, за бабло, – выпячивает подбородок и двигает головой, как гусыня, напевая дурацкую песню.

– Песни про наивных дурочек, влюбленных в женатиков, нынче не в тренде, – развожу руками.