Особенный. В твоих руках (СИ)

Воспитывать одной и жить на те деньги, что Макс будет давать? Реально стать его содержанкой, привязать к себе ребенком? Это не моя история, я не смогу жить за чужой счет, стать зависимой.

Вчера из продюсерского центра пришло предложение поучаствовать в большом туре по России. Мне предлагают танцевать на сцене с нескольким разными исполнителями. Деньги обещают хорошие, но главное – мое имя будет в афишах. И у блога популярность растет. Я им мало занимаюсь, выкладываю только старый материал, а подписчики после выхода клипа все добавляются. Не могу я все бросить, не хочу стать никем!

Я талантлива, мне всего восемнадцать!

По дороге домой смотрю гребаные сториз из Австралии, травлю себя болью и ненавистью. Карина много выложила, у Машки меньше, но в одной на фоне голос Макса. Меня дрожью пробирает, когда слышу его. Крупной такой, болезненной. Ненавижу его и все еще люблю. Как это возможно?

Добравшись до дома, завариваю травы и выпиваю целый кувшин противной жидкости, таблетки тоже глотаю. Через полчаса низ живота начинает тянуть. На форуме девочки писали, что будет больно, это нормально. Я терплю.

Где-то час проходит, боль усиливается ежеминутно, растет в геометрической прогрессии. Нахожу в маминой тумбочке обезболивающее и выпиваю сразу две таблетки. Становится легче, но спустя час я снова лезу на стенку. Пью еще одну таблетку, она последняя.

Ветер на улице воет, сосны на участке гнуться и скрипят зловеще. Я лежу под пледом и трясусь от боли, обиды, собственной беспомощности.

Отчим написал, что будет поздно, заедет к маме в больницу, потом еще в цех вернется. Это хорошо. Мне должно полегчать к тому моменту, когда он приедет. На форуме писали, что месячные должны начаться максимум через три часа. Если крови нет – не сработало средство, потом только аборт.

Слово какое ужасное – аборт. Вздрагиваю каждый раз, когда думаю о нем. Сомневаюсь, что смогу на него пойти. Зачем направление требовала? Теперь думаю: травками прервать не получится, буду рожать. Вон как крепко держится мой ребеночек.

Мой.

Он же не только Макса, он и мой. Мой даже больше.

За что я с ним так? Он не виноват, что его папа мудак.

На улице совсем стемнело, я свет не включаю. Постанываю от боли и по новой сториз жены Макса пересматриваю. Что, если она тоже беременная? Живут они вместе, в этом я больше не сомневаюсь. Значит, и спят вместе, и малыша заделать могут. Их ребенок будет желанным, а мой нет. Тогда и знать о нем Максу не нужно, сама рожу, сама подниму.

Сильный порыв ветра бьет по стеклам, через несколько секунд в доме пропадает электричество и выключается отопление. Интернет тоже пропадает, даже мобильный. А мне как раз от Маши приходит сообщение, прочитать его не успеваю.

Холодно, темно, страшно. Я совсем одна, только этот малыш во мне, только он со мной, а я, дура такая, убить его хотела. Не хочу больше. Ни за что! Рожу его и любить буду, как Макса любила.

Боль нестерпимая, вою тихонечко. Подсвечивая себе телефоном, бреду наверх, ищу у мамы в тумбочке еще таблетки. Нет ничего, пустой блистер, а у Славы в ящике нахожу пластинку! По названию похоже на обезбол. Мне так больно и плохо – что угодно проглотить готова, лишь бы полегчало. На трясущихся ногах спускаюсь в кухню и выпиваю сразу две таблетки.

Боль не проходит, а время вдруг замедляется. Я пытаюсь сделать вдох и не могу, проваливаюсь в темноту. Там не больно, и не страшно. Там никак.

Эпилог

– Вета, доченька, – звучит мамин голос издалека. – Просыпайся, родная, пора...

Глаза приоткрываю и сразу понимаю, где я. Стены белые, запахи специфические... Больница.

Мама надо мной склонилась и улыбается, а в глазах ужас. Я им тотчас пропитываюсь и зажмуриваюсь. Боль в животе чувствую. Она тупая, я другую помню. Режущую острым лезвием, невыносимую по силе, но живую. А эта мертвая.

Почему так?

Бах, бах. Вспышками в мозгу: врачи, суета, лампы яркие, трубка во рту. Я прошу, кричу – никто не слышит. Вену жжет... Мне холодно, а внутри пусто.

– Мам, ребенка моего больше нет?

Голос у меня хрипит, горло саднит и губы потрескались, больно ими шевелить. Зачем я спросила? Знаю ответ.

Мама грудью на меня ложится и плачет:

– Как же так, Веточка. Почему ты мне не сказала?

­Я до скрипа стискиваю зубы, впиваюсь пальцами в матрас.

Дура, идиотка! Тварь я последняя, вот кто! Ради славы, из-за блога этого клятого, Максу назло убила своего ребенка. Убила...

– Пусти, меня, дышать трудно, – толкаю маму и пытаюсь сесть.

Как жить теперь с этим? Как? Не хочу!

Мама выпрямляется. Животик к нее уже большой. Глянув вскользь, закрываю глаза. Реально хочу умереть.

– Ребенок не от Ильи? – острожно спрашивает мама, я подтверждаю молчанием. – А чей он? Был…

Именно, что был. Нет ребенка, нет отца. И чувств к нему тоже нет, ничего не осталось, пусто внутри.

– Ничей. С каким-то левым парнем из клуба переспала.

– Он тебя изнасиловал?

– Сама захотела. Отстань, – закрываю лицо руками. – Я хочу одна побыть, прошу!