Особо одаренная особа

Но я уже махнула руками, представив мельницу на Луговищах, в тот же миг тело сделалось на удивление легким и меня даже приподняло над полом. Комнатка начала крениться, мебель поехала в угол. В коридоре кто-то сдавленно вякнул. Я уцепилась за подоконник и совершенно случайно глянула вниз. Весь мир был передо мной как на ладони, маленький, словно игрушечный Веж под ногами, река причудливо изгибалась белой свадебной лентой, обручальным колечком темнел Заветный лес. В голову закралось подозрение, что мы где-то очень-очень высоко, парим над миром, как птица, задумавшая сделать вираж и завалившаяся на одно крыло. Я обернулась и уперлась взглядом в цепляющегося за косяк Феофилакта Транквиллиновича.

— Госпожа Верея, — на удивление мирным голосом проговорил он, — не соизволите ли вы прекратить это безобразие?

— Ага, — согласилась я, и мы ухнули вниз. Хорошо, что под нами было версты три и директор успел сказать:

— Вверх!

И я сделала «вверх». Частые звездочки замелькали в окне, мир укутался косматым облаком, а в прорехах речки гляделись, словно тонкие ниточки.

— Вниз, — плаксиво попросили из коридора, и я расслабилась, решив: а пусть оно все будет как будет, и зажмурилась от страха.

Школа завалилась на другой бок и ухнула сквозь облака с нарастающим противным гулом. Я заледенела у окна, но вида зимнего парка с озерцами и беседками, стремительно мчавшегося мне навстречу, не выдержала и снова повернула Школу в небо.

Когда меня припечатало к полу, я поняла, что делаю что-то не так. Ужаснулась, представив руины вместо Школы, и завела песню отчаяния:

— Ы-ы-ы-ы!

Мне вторило многоголосое эхо. Даже те, кто ничего не соображал, понимали, что происходит что-то жуткое. И только Феофилакт Транквиллинович проявил себя героем, просипев от ставшего ему родным косяка:

— Может, не стоит в эту пору убиваться? Представьте парк, собака Жужа на крыльце, Гуляй кормит ее сосисками. Идет по коридору крыс, почесывая пузо, и вы с подружками ему навстречу, одеты для гуляния в кабаке у Никодима.

— Вы все с ума сошли?! — пищала Лейя, обнимаясь с печкой.

Алия лежала на своей кровати с именной отцовской саблей в руках и гудела:

— Похороните меня так, под высокою березой, только батьке скажите, пусть на тризне сильно не убивается. Все-таки померла богатыркою, с оружием в руках.

Школа содрогнулась и под скрежет камня встала там, где и была.

В трубе ухнуло, и в облаке сажи Лейе на подол вывалились ворованные кикиморами потрошки.

— Мы больше не будем! — донесся истошный вопль из коридора трех пойманных на черном привороте девиц. Взмахнув крыльями, мимо нашей комнаты пролетела в уборную Химка, и там ее благополучно вывернуло, да и не только ее. Рогач, пошатываясь, как капитан в бурю, и размахивая тетрадью, явился перед директором и спросил:

— Продолжим обход, да?

Наставник икнул, схватился за голову и хохотал до тех пор, пока чумазая Лейя не подала ему стакан воды. Разглядев мавку, директор совсем скис, но ушел на собственных, хоть и подрагивающих, ногах, а я порадовалась, что в данную минуту он ничего не может мне сказать. Наставник раскланялся с растерянным Аэроном, который заглянул в нашу комнату и был бледен, как мукомол в конце рабочего дня. Алия, простившаяся с жизнью, смотрела на всех безучастно, Лейя и Аэрон пытались что-то сказать друг другу, но только сипели. Вот тут к нам и ворвался необыкновенно живой в этом царстве обмороков и призраков Велий и как настоящий друг сразу кинулся ко мне. Только зря он спросил:

— Что это было?!

— П-печку п-почистила, — выдохнула я и зашлась в истерике, давясь смехом и ужасом пережитого. — От п-потрошков.

На последние три дня каникул мы перебрались на постоялый двор Акулины Порфирьевны, куда нас пригласил Рогач, опасавшийся, как бы Калина и прочая не любившая нас братия не расправилась с нами. К жилому крылу Школы, которое летало туда-сюда, аки птаха, ни у кого доверия не было. Сколько Феофилакт Транквиллинович вкупе с Велием ни уверяли, что здание абсолютно безопасно, все его пять этажей обезлюдели, и только поэтажные, коридорные и подкроватные грустно поскуливали, заглядывая с крылечка в двери, но не решаясь туда заходить.

После такой встряски доверия к Школе было примерно столько же, сколько к песочному замку. Директор Школы ходил по пустым этажам одинокий и грустный, как забытое хозяевами привидение, и подсчитывал, в какую сумму ему обойдется постройка нового, не летавшего крыла. Я через Велия передала наставнику успокоительный сбор, позабытый с осени, и тонко намекнула, что давно пора было расширяться. А директор через мага передал пожелание пойти вон и не появляться три дня.

Поселившись у Акулины Порфирьевны, мы невольно оказались отрезанными от жизни, как ни любезна была наша хозяйка, а выходить лишний раз из комнаты мы не решались. Стоило скрипнуть нашей двери, как пустел не только трактир при гостинице, но и четыре ближайшие улицы.

Утешали только паспорта, которые городской голова принес нам в тот же день, как только мы изъявили желание жить на постоялом дворе.