Особо опасен (СИ)

Жаль, что те, кто рисовал эти линии по карте не владеют великим и могучим языком Пушкина, Толстого и Достоевского.

* * *

Мой водитель закончил чирикать на непонятном мне языке с преобладанием протяжных гласных букв и обернулся ко мне.

— Проснулся?

— Да.

— Мы приехали.

— Я вижу.

— Пойдём!

— Куда?

Меня уже начал забавлять этот односложный разговор.

— Ты будешь говорить.

— С кем?

— С вождём.

— Хорошо.

Ну, хоть не с полицейским. Хотя, хрен его знает. Может, у них тут по-прежнему вождь решает, кого карать, кого миловать. Скажет, чтобы меня привязали к позорному столбу, и привяжут. А молодые индейцы будут на мне отрабатывать меткость стрельбы из лука. Хрен их знает, этих аборигенов. Лучше буду пока больше помалкивать, да присматриваться. А там посмотрим, что тут у них и как.

* * *

Вообще-то, у меня в голове была немного другая картинка, как должна выглядеть индейская резервация. Никаких тебе вигвамов, никаких украшенных перьями воинов и женщин в длинных домотканых платьях. Обычные люди в обычной одежде. Только чернявые все. И чумазые дети, бегающие по улице, больше напоминали цыганских детей. Такие же сорванцы.

Правда, моё появление внесло в это броуновское движение некое разнообразие. Детишки застыли, разглядывая меня.

А я разглядывал окружающую меня действительность. Действительность не впечатляла. Дома неказистые и обветшалые. Явно сделаны, как говорится, из говна и палок. Местами на стенах виднелись «заплаты» из фанеры, прибитые, наверно, прямо поверх прорех в стене.

Запустение. Вот как я бы назвал представшую передо мной картину. Несколько старых машин, подсказали мне, что машина, сопровождающего меня рейнджера, гораздо новее их, и в разы дороже их всех разом.

Мы подошли к дому, который если и выделялся среди других строений, то только тем, что на стенах были нанесены какие-то традиционные индейские рисунки зверей. Хрен его знает. Вот вроде медведь, но больше всего напоминает большую собаку. Лубок какой-то. Как это будет по-научному? Примитивизм?

* * *

Я сильно обломался, думая увидеть дряхлого старика с головным убором из сотни перьев и лицом испещрённым морщинам. Обычный человек неопределённого возраста, лет за пятьдесят. В нормальной одежде и без перьев. Он сидел за большим деревянным столом. Единственное его отличием было то, что сидел он, как статуя. Его лицо не выражало эмоция, а глаза, казалось, смотрели не на меня, а сквозь меня.

Жестом мне указали, куда мне сесть. Место было прямо напротив вождя. Похоже, что сейчас начнётся допрос. Я допросов особо никогда не боялся. И сам допрашивал, и меня допрашивали. Плавали, знаем… Но похоже, что сегодня это будет не так просто, как раньше. Эти люди умеют считывать эмоции и на подсознательном уровне чувствуют ложь. А я, к сожалению, не могу похвастаться таким покер-фейсом, как эти индейцы.

Рейнджер Джон разместился сбоку. Примерно посредине между мной и вождём. Его лицо тоже не выражало ничего. Но к нему, я как-то уже привык. А лицо вождя напрягало и немного пугало даже. Хотя чего мне бояться?

Джон стал говорить. Он говорил на своём языке короткими рублеными фразами. Несмотря на то, что его речь была обращена к вождю, тот даже и не смотрел в его сторону, продолжая глазами просвечивать меня насквозь.

Нашёл чем удивить. Я столько раз бывал в разных кабинетах у начальников всех мастей. Давно освоил один способ, как бороться с такими суровыми взглядами высокого руководства. Надо просто смотреть им прямо в точку между бровями, то есть поверх их глаз. А ещё вдруг вспомнилось, приписываемое Петру Первому мудрое изречение: «Подчиненный перед лицом начальствующим, должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Это меня не то чтобы развеселило, но я всё-таки расслабился.

К этому времени рейнджер закончил свой рассказ.

Вождь, продолжая смотреть на меня, что-то сказал. А Джон тут же перевёл это мне.

— Расскажи о себе!

Глава 11

Глава одиннадцатая.

Всё вперемешку. Вожди, шаманы, боги…

02 сентября. 1974 год.

США. Штат Монтана. Индейская резервация Блэкфит.

— Расскажи о себе!

Легко сказать «расскажи о себе». С какого момента начать? С этой жизни или с прошлой? Глаза индейского вождя, словно глаза змеи, гипнотизируют меня, как кролика.

— С какого момента начать? — переспрашиваю я у переводчика.

Он в свою очередь переспрашивает у вождя.

— Расскажи о своей семье!

Ну, что же? Хорошо ещё не с самого начала. Как там написано в древней книге? «В начале было слово…»

Я собрался с мыслями, и начал вещать. Никогда не любил в прошлой жизни этот пункт, который требовалось заполнить при приёме на работу в серьёзную структуру. Автобиография. Где родился, где крестился, где учился, с кем судился…

Ладно… Чего там… Поехали!

* * *

Родился я в шестидесятом году. Далеко отсюда. В России. Мама умерла при родах. Отец умер, когда мне было девять лет. Я воспитывался в приюте.

«Приют — это, конечно, не совсем правильное название, но мне так было проще, чем попытаться перевести и объяснить индейцам, что такое школа-интернат.»