– Здравствуй, Коля, – сделав ударение на первом слове, сказал старший опер и растерянно посмотрел на следователя. Только тут он повернулся в сторону четы Кайнаковых, сидящей на диване. Между ними сидел мальчуган с огненно-рыжей шевелюрой.
– Коля? – уже совсем неприлично тихо повторил Саланцев.
– Мама, почему этот слон такой глупый? – терпению третьеклассника, по-видимому, пришел конец.
– Не сметь так!.. – вырвалось из Ангелины Викторовны, но она тут же взяла себя в руки и прижала голову сына к груди. – Это наши самые дорогие слоны… Самые лучшие в мире…
Саланцев расстроился. Пока он ездил с бумажками туда-сюда, все уже случилось.
– Ты молодец, Андрей Андреевич, – негромко, чтобы это касалось их одних, пробормотал Кряжин. Он уже успел просмотреть «бумажки» и понять их смысл. – Ты просто не представляешь, что сделал.
– А что я сделал? Я ничего не делал. Поработал за курьера между Генпрокурором и его подчиненным.
– Ты привез мне последние ответы на мои последние вопросы.
Владимира Емельяновича Осинцева доставили в Москву через двое суток после описанных событий. Но до того, как самолет с ним на борту опустился на посадочную полосу международного аэропорта Шереметьево-2, он совершил еще один полет.
Из Страсбурга он прибыл рейсом до Франкфурта, и на самом выходе из терминала к нему подошли двое крепких молодых людей, предъявили удостоверения сотрудников Международной полиции и попросили сесть в ожидающий их автомобиль «Мерседес». Владимир Емельянович тут же предъявил удостоверение помощника представителя в Европейском суде, однако должного впечатления этот документ на молодых людей не произвел. Напротив, они согласились с тем, что личность Осинцева ими проверена и удостоверена. Разговаривали господа, как и следовало ожидать, по-немецки.
– Тогда в чем дело? – возмутился Осинцев тоже по-немецки. – Я обладаю статусом неприкосновенности!
– Sehr schon,[48]
– согласился с этим один из них.– Вы не понимаете! – Осинцев, полагая, что становится участником беспрецедентного недоразумения, попробовал уточнить: – Я представитель Европейского суда!
– Auch gut,[49]
– невозмутимо сказал второй, и сразу после этого оба стали похожи на двух вокзальных московских мусоров.«Мерседес» подъехал, один из «интерполовцев» положил руку на его затылок и довольно бесцеремонно склонил под крышу респектабельного авто. Следующий рейс до Москвы вылетал из Франкфурта через сорок минут, и все это время помощнику представителя пришлось пробыть в компании этих немногословных ребят.
Рейс объявили, и в комнату для ожидания VIP-пассажиров вошли еще двое. И эти четверо стали вести себя так, словно все между ними оговорено заранее. Или так оно и было на самом деле?
– Bonjour, messieurs![50]
– сказал один из вошедших и тут же вручил «немцу» узкий конверт.Тот вынул лист с угловым штампом, проверил печать и только после этого прочел текст. Потом сложил его втрое, и убрал во внутренний карман пиджака. Кивнул вошедшим: «C'est tout ce que je desire savoir»,[51]
и оба вышли.Один из новых сопровождающих посмотрел на часы, сверился с ними и Осинцев. До рейса, отправления которого он не ждал, но боялся больше всего – до Москвы, – оставалось чуть более пяти минут.
– Je voudrais voir le Russen consul,[52]
– понимая, что собеседование не получается, твердо заявил помощник представителя.Но те встали, и старший из них жестом руки пригласил Осинцева следовать за ними.
– Je vous demande un peu?![53]
– сорвался на полукрик Осинцев.– Ne perdons point temps.[54]
– И жест повторился.Уже в самолете Владимир Емельянович услышал, как один из его спутников, отойдя к отделению стюардесс, на чистом русском языке произнес:
– Мы втроем займем места в вашем салоне, в самом конце, справа. Самолет полупуст, а потому я прошу вас рассадить пассажиров так, чтобы ни слева, ни впереди нас никого не было.
– Конечно, – ответила стюардесса.
– Вы русские? – безразлично поинтересовался Осинцев, когда самолет, чуть подрагивая огромными крыльями, стал набирать высоту.
– Конечно, – отложив на секунду в сторону прошлогодний журнал, ответил тот, что старше. – И мы летим на родину. Вы что-нибудь выпьете?
Осинцев смотрел на него немигающим взглядом долго, сжимал подлокотники сидений и неслышно скрежетал по ним ногтями.
– Allez vous…[55]
– Грубо, – совершенно не обидевшись, заметил сосед и снова уткнулся в журнал.
И сейчас перед Осинцевым сидел мужчина с едва заметной сединой на висках, чей пиджак пятьдесят шестого размера был ему впору, а то помещение, где они находились, не способствовало тому, чтобы разговор велся на равных.
– Конечно, это не апартаменты представительства России во Франции, – заметил мужчина, – но в том, что иного выхода вы мне не оставили, только ваша вина. Я старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации Кряжин. И впервые видя вас воочию, готов рассказать вам, как вы организовали преступную группу для похищения сына Кайнакова с последующим получением за его свободу двенадцати миллионов долларов.
– Бред какой…