Особое назначение

В камере следственного изолятора стояла тишина. Она давила на уши, как перегрузки при наборе высоты. А за решеткой окна синело небо. То самое небо, из-за которого Спицын потерял семью и свободу. Скоро его вызовут на первый допрос. Что он скажет следователю? Как мальчишка, поддался уговорам Гартмана? Соблазнился славой, которую тот ему посулил? Хотел доказать всему миру, какой он летчик? Скорпион, попадая в круг из горящих углей, убивает себя. Гартман отравил ему душу и уполз, улизнул от расплаты. А он здесь!

Солнце пробивалось сквозь начинающие зеленеть ветви, огня на свету видно не было, и только по тому, как сначала чернели, а потом рассыпались и становились серыми бумажные листы, можно было догадаться, что костер горит.

Гартман сжигал свой «капитал». То, что хранил в тайне от всех, боясь передать друзьям из «фирмы» даже через верные руки. Теперь все это стало ненужным. Трусость и предательство не прощают.

Последние бумаги догорели. Гартман поворошил пепел и посмотрел на часы.

Сейчас самолет должен взлететь! Он поднял голову, словно надеялся разглядеть его в небе, и увидел, что по тропинке к нему идут два незнакомых человека. Гартман поднялся, отряхнул с ладоней комочки земли и медленно пошел им навстречу.

Он все понял: самолет не взлетит. «Свадьба» отменяется.

КТО ВЫ, ДЖОРДЖ КОЛЛИНЗ?

В Москве шел снег. Его ждали давно, осень была затяжная, слякотная, подморозило только в декабре, но снега не было, иногда лишь сыпала мелкая крупка, и деревья на бульварах стояли черные, стекленея голыми ветками, схваченными морозом.

Потом, в первых уже числах января, будто прорвало — снег не переставая шел вот уже с неделю, и ранним утром люди пробирались к станциям метро, к автобусным и троллейбусным остановкам по узеньким тропинкам.

В такое вот заснеженное утро вышел из дверей своей квартиры Георгий Константинович Колесников.

Спустился на лифте вниз, вынул из ящика газеты, вышел из подъезда и слился с потоком прохожих.

Когда-то район, где он жил, считался окраиной Москвы, теперь же метро довозило его до центра за каких-нибудь пятнадцать минут, и он едва успевал просмотреть все газеты. Делать это приходилось всегда стоя: станция, на которой он садился, давно перестала быть конечной, и в эти ранние утренние часы вагоны были переполнены. Но за долгие годы поездок из дома в институт он приспособился и, когда напиравшая сзади толпа вдавливала его в раскрытые двери, не сворачивал, как все остальные, в проход между сиденьями, а проталкивался к противоположным дверям и, став спиной к вагону, вынимал газеты и пробегал глазами заголовки, мысленно отмечая про себя то, что необходимо прочесть вечером. Сегодня же ему сразу попалась очень дельная и нужная статья, он сунул остальные газеты в карман пальто и принялся за чтение.

Статья была большая, дочитывал он ее уже на эскалаторе, благо тот был длиннющий, перед последней ступенькой сложил газету и зашагал к выходу.

Когда Колесников вошел в большую, уставленную кульманами комнату, сотрудники его были уже на месте. Хмуро кивнул всем сразу и прошел к своему столу за перегородкой.

— Не с той ноги встал? — спросил один из конструкторов у молодой, тщательно причесанной женщины в элегантном рабочем халате.

— Спросите у него, — пожала плечами женщина.

— Рискованно.

— А вы рискните, — улыбнулась женщина.

— Нет уж, увольте! — поднял тот руки. — Это ваша привилегия, Нина Владимировна!

— Это почему же? — нахмурилась женщина, и лицо ее сделалось жестким.

— Ваше призвание — смягчать удары начальства! — галантно склонил он голову. — Спасать нас, грешных, от неправедного гнева!

— Ну, если так... — усмехнулась Нина Владимировна и, взяв рулон чертежей, пошла за перегородку.

Колесников сидел за своим столом и все так же хмуро смотрел в окно на заснеженную крышу дома напротив.

— Можно к тебе? — прикрыв за собой дверь, негромко спросила Нина Владимировна.

Колесников кивнул. Она кинула чертежи на стол, прошла к креслу Колесникова, склонилась над его плечом.

— Неприятности?

— А-а! — отмахнулся Колесников. — Мадам опять...

— Выступила? — сдвинула брови Нина Владимировна.

— Еще как! — вздохнул Колесников.

— Думаешь, догадывается?

— Это про мужей говорят, что они обо всем узнают последними, а она как-никак женщина, — невесело отшутился Колесников.

— И что ты решил? — осторожно спросила Нина Владимировна.

— А что решать? — досадливо дернул плечом Колесников. — Разводиться?

— У меня совета спрашиваешь? — усмехнулась Нина Владимировна и, помолчав, сказала: — Звонила Маргоша. Тебя срочно просит зайти Павел Николаевич.

— А что стряслось?

— Откуда мне знать? — пожала плечами Нина Владимировна. — Я человек маленький.

— Я тоже небольшой, — усмехнулся Колесников и встал.

— Вечером увидимся? — спросила Нина Владимировна.

— Как получится... — Колесников пошел к дверям.

Он прошел по коридору, спустился по лестнице этажом ниже, вошел в один из кабинетов.

— Здравствуйте, Маргарита Федоровна, — поздоровался Колесников с секретаршей. — Вызывал?

— Пройдите, — кивнула та на дверь за своей спиной и улыбнулась: — Что это вы с утра такой хмурый?