Особое назначение

Бычков шел впереди, узким лучом фонарика освещая тропинку, за ним двигались Коптельцев, Юрский и Дубовец. На задах мызы, у огорода, остановились. Коптельцев прислушался к звукам гармошки и пьяным голосам и спросил:

— Твои где?

— Трое здесь. Остальные поближе подобрались. Там сарай и две копны сена.

— Чего же лучше? — сказал Коптельцев. — Пошли!

Окна мызы были ярко освещены, занавески не задернуты, отчетливо виднелись фигуры двух людей, которые обнявшись топтались вокруг стола. У одного из них — это был Тойво — в руках была гармошка. Колька сидел за столом, Хельги видно не было, хлопотала, наверное, по хозяйству. Но открылась дверь дома, и, кутаясь в платок, она вышла и присела на ступеньки крыльца.

— Ох, не вовремя! — с досадой шепнул укрывшийся за копной сена Юрский.

— Всю обедню испортит! — тоже шепотом подтвердил стоящий рядом Дубовец и, помолчав, сказал: — Козу они вроде держат...

— При чем тут коза? — раздраженно дернул плечом Юрский. — О девчонке речь!

— О ней и говорю, — хрипло ответил Дубовец. — Разрешите одно соображение.

Он что-то горячо зашептал в ухо Юрскому, тот закивал головой, знаком подозвал стоящего по другую сторону копны Бычкова. Выслушав его, Бычков скрылся в той стороне двора, где угадывались очертания сарая.

Из дома вышел Колька. Сел рядом с Хельгой.

— Ты чего ушла? — спросил он.

— Пьяных ненавижу, — отодвинулась от него Хельга. — От тебя тоже пахнет!

— Да я выпил-то... Всего ничего! — возразил Колька.

— Все равно ненавижу! — упрямо повторила Хельга и обернулась к сараю, прислушиваясь.

— Ты что? — насторожился Колька.

— Коза сбежала, — вытянув шею, вглядывалась в темноту Хельга.

— Какая коза?

— Наша. Слышишь?

Где-то в темноте заблеяла коза.

— Как же это она? — поднялась со ступенек Хельга. — Сама сарай запирала! — И пошла в темноту, приговаривая: — Меккеле!.. Меккеле!..

Колька встал и направился за ней.

Метистов, Васильев и Чистяков, прижавшись к стене сарая, напряженно вглядывались в приближающиеся к ним фигуры. Необходимо было, чтобы эти двое подошли к сараю одновременно, но Колька отстал, — он не так хорошо ориентировался в чужом подворье ночью, — а Хельга совсем близко. Если сейчас попытаться обезвредить ее, то Колька наверняка услышит шум, кинется обратно в дом, поднимет тревогу. Начинать надо с него! Решившись, Метистов мимо Хельги метнулся к Кольке, не дав ему опомниться, заломил руку за спину и втолкнул в сарай, где его уже ждали два других оперативника. Хельга обернулась, хотела крикнуть, но чья-то ладонь прикрыла ей рот, сильная рука взяла за локоть, и растерянная, перепуганная Хельга оказалась в сарае. Чуть скрипнув, закрылась дверь, Метистов скрылся за углом и через минуту уже был рядом с Бычковым.

— Порядок! — доложил он.

Бычков перешел к другой копне сена. За ней уже стояли наготове Коптельцев, Юрский и Дубовец.

— Можно! — сказал Бычков в ответ на вопросительный взгляд Коптельцева.

— Пошли! — скомандовал Коптельцев и первым, пригибаясь под освещенными окнами, побежал к дому.

Васильев и Чистяков остались стоять снаружи, у окон, а Юрский, Дубовец, Бычков и Метистов вслед за Коптельцевым вбежали в сени. Рванув на себя дверь, ведущую в комнату, Коптельцев с порога крикнул:

— Руки! Всем лицом к стене! Оружие на пол!

Тихонька выхватил наган, выстрелил в лампу, выбил ногой раму и выпрыгнул в окно. Сбив с ног стоящего под окном Васильева, он, петляя, побежал через поле. Бычков выпрыгнул следом за ним, выстрелил на бегу, не попал, остановился и, расставив ноги, держа пистолет двумя руками, прицелился в спину бегущего. Коптельцев высунулся в окно по пояс и крикнул:

— Витя, по ногам! Он мне живой нужен!..

Бычков выстрелил. Тихонька пробежал еще несколько шагов, нога у него будто подломилась, и он упал на бок, не выпуская из рук нагана. Коптельцев спрыгнул вниз и впереди всех побежал к лежащему Тихоньке, который, опираясь на локоть, целился в него.

— Брось наган, Тихонов! — приказал Коптельцев и, опережая выстрел, рванулся в сторону, потом к Тихоньке и, падая рядом с ним, изловчился и сбоку ударил дулом своего пистолета по руке Тихоньки, держащей наган. Подоспевшие Юрский, Дубовцев, Бычков и Метистов заломили Тихоньке руки за спину, подняли с земли и почти на весу потащили к стоящей за деревьями машине. Коптельцев отряхнул ладонями полы пальто, сунул в карман пистолет и сердито сказал:

— Вот так!.. Как говорится, кончен бал, гасите свечи!..

...От выпавшего ночью первого снега Дворцовая площадь казалась еще просторней, снег не таял, лежал пушистым белым ковром, и только под аркой Главного штаба темнела полоса мостовой. Хельга подошла к подъезду Управления милиции, подхватила в левую руку узелок со съестным, стянула зубами варежку и, отряхнув с себя снег, открыла тяжелую дверь.

— Опять явилась? — нахмурился дежурный. — Сказано тебе: не разрешается ему передач, пока в КПЗ сидит. Переведут в изолятор, тогда и носи на здоровье!

— Изолятор — это что? — подняла брови Хельга. — Больница?

— Тюрьма это, а не больница, — усмехнулся дежурный. — А пока у нас на казенке перебьется.

— А казенка — это что?