Особое задание

Наконец мы подошли к крайним домикам села Срубы. Здесь Гуго распрощался и направился в обратный путь, а я пошел к дому Инджиха Штейнера, где договорился встретиться с его братом Франтишеком — слесарем Хоценьского авиационного завода.

Франтишек уже давно пришел и дожидался в маленькой боковой комнате возле кухни. Дав мне немного осмотреться, он вытащил из-под стула потертый кожаный портфель, в каком чешские рабочие носят свои завтраки, достал из него небольшой сверток и выложил на стол десятка полтора новеньких блестящих взрывателей натяжного действия, сделанных, как видно, руками умелого мастера. Я невольно залюбовался взрывателями и выразил восхищение тонкой работой токаря.

— Это все моя работа, — спокойно заметил Штейнер. — Ночью в ремонтной мастерской выточил корпуса и ударники, а на другой день сделал все остальное.

— О, так вы, Франтишек, не только опытный слесарь, но к тому же и отличный токарь!

— А у нас, в секретном цехе, работают люди только самой высокой квалификации, — все так же буднично отозвался Штейнер.

Секретный цех! Мы были уверены, что знаем все об авиационном заводе в Хоцени, выпускавшем для гитлеровской армии самолеты-разведчики «Физелер Шторх», планеры и фюзеляжи для истребителя «Арадо». Знаем все, начиная от производственной мощности и до системы охраны завода. И вдруг — секретный цех!

— Это интересно! И что же вы делаете в своем секретном цехе?

Штейнер помолчал. Снял очки, подул на стекла, протер их тщательно платком и только после этого медленно заговорил:

— Мне стало известно, что на заводе есть какой-то специальный секретный цех. Попасть в него на работу можно лишь после очень тщательной проверки в гестапо. Каждый рабочий дал подписку, что нигде и ни при каких обстоятельствах не проговорится о том, что он делает на заводе. Работает цех в три смены. Вход только по специальным пропускам.

Вот, пожалуй, и все сведения, которыми располагал Штейнер. Самого главного — над чем работает цех — он не знал.

— В одном твердо убежден: это не детали для самолетов! — закончил Штейнер, разминая сигарету.

— Но чертежи-то вы читаете? Неужели нельзя определить по чертежам?

Оказывается, нельзя. Каждый рабочий занят одной операцией или одной деталью. Чертежи получают в начале смены и в конце сдают. Под расписку. В рабочее же время чертеж соседа не посмотришь: в цехе постоянно шныряют несколько человек из пардубицкого гестапо.

Слесарь авиационного завода Франтишек Штейнер.

Кто же на заводе знает тайну секретного цеха? Мастера, начальники смен? Вряд ли. Такие секреты доверяют, вероятно, очень узкому кругу лиц. Иозеф Новак, например, ничего об этом не знает. А ведь он работает инженером в цехе сборки, не рядовой рабочий. Возможно, знает главный инженер. Но он, как говорил Штейнер, никогда не заходит в этот цех, занимается только производством самолетов. Тогда кто же?

После детального обсуждения руководитель подпольной организации Карел Соботка предложил организовать встречу с коммерческим директором авиационного завода Иржи Сымоном.

Слушая рассказ Карела Соботки о коммерческом директоре, я не мог создать себе ясное представление об этом человеке.

Выходец из буржуазной семьи, Сымон в молодости примыкал к профашистской организации. Его брат в 1935–1938 годах занимал высокий пост в Чехословацком торговом представительстве в Китае и взял туда Иржи, чтобы он, как говорится, пообтерся.

Из Китая Сымон возвращался через Советский Союз и жил несколько месяцев в Москве. Это и оказало решающее влияние на его политические взгляды. Сразу по приезде из Москвы Сымон написал ряд восторженных статей о нашей стране, что окончательно поссорило его со старыми друзьями.

Уже перед самой оккупацией Чехословакии гитлеровцами Сымон, после смерти своего дядюшки, получил наследство, но, как выразился Соботка, «не сумел им распорядиться».

Когда гитлеровцы гнали через Чехию колонны советских военнопленных, Сымон развил бурную деятельность: организовал сбор хлеба и одежды, раздобыл двести талонов на обувь, которую сам выкупил и с помощью жителей Хоцени раздал военнопленным.

Сымон оказывал немалые услуги и подпольщикам.

Не вдаваясь в подробности, достал для них ротатор, типографскую краску и бумагу для листовок.

— Лучше было бы встретиться с Сымоном вам лично. Тогда он будет более откровенен. Встречу можно организовать через Эдуарда Земана. Думаю, что она будет полезной, — закончил свой рассказ Соботка.

И вот холодным мартовским вечером мы с Эдуардом Земаном идем по улицам Хоцени на квартиру к Сымону. Земан на ходу вводит меня в курс дела.

— О встрече я договорился с ним по телефону, — Земан на минуту умолкает, пропуская мимо себя двух пьяных гитлеровцев. — Пришлось придумать один спорный вопрос по работе. Сымон сам предложил зайти к нему вечером и решить вопрос без посторонних. Он холостяк.

Дом, в котором жил Сымон, выходил окнами на центральную площадь Хоцени. Первый этаж занимала городская больница, на втором была квартира коммерческого директора.