Особое задание: Повести и рассказы

Он решил пойти на биржу труда. Там, по рассказам матери, собираются котельниковцы и эвакуированные, не успевшие выехать в глубокий тыл. Там он мог случайно встретить кого-нибудь из недавних друзей, товарищей. Не обязательно подпольщиков. Кого угодно. И через них разузнать о судьбе интересующих его людей. Но тут была значительная доля риска. Не того, что кто-то из притаившихся гадов узнает комсомольского вожака местных механизаторов и выдаст его. Об этом Покорнов как раз думал меньше всего. Хотя, конечно, никто не мог гарантировать ему стопроцентную безопасность. Но по-настоящему его пугали повальные облавы на молодежь. Каратели, полицаи уже делали такие заброди по всем улицам города. И схваченные, физически здоровые парни и девушки незамедлительно отправлялись на принудительные работы в самом городе, на шахты Донбасса, на заводы в фольксверки далекой и проклятой Германии. Брали бы из тех, кто приходит на биржу труда. Так нет. Ловят людей, как зайцев. Тут немцы преследуют две выгоды, объяснила сыну мать. Во-первых, во время облавы, как правило, хватают молодых, крепких и здоровых, а на биржу обычно приходят люди пожилые, обремененные семьями, изголодавшиеся, потерявшие надежду на лучшее будущее. Во-первых, оформившимся на бирже германские власти вынуждены платить марки и давать пусть скудный, но паек, а схваченным во время облавы предъявляется криминал: нарушил один из параграфов приказа коменданта, не зарегистрировался в управе, не встал на учет в комендатуре, вышел после положенного часа на улицу, не имея пропуск, скрыл свою принадлежность. к комсомолу, к Советам, к общественным организациям. Нарушителем нового порядка отправка на работу должна восприниматься как избавление от пули, виселицы или концлагеря.

Перспектива схваченного никак не устраивала Покорнова. И все-таки другого выхода он не видел, а потому, принарядившись в старый отцовский железнодорожный китель и надвинув на самые глаза козырек фуражки, Дмитрий направился к центру, где возле городской управы, в переулке, разместилась ненавистная биржа.

«Если никого не встречу, буду проситься на работу в депо, — думал Покорное. — Пусть в одиночку, пусть как смогу, но там помешаю врагам больше, чем где-то в другом месте». Когда принял решение, шагать стала легче, и на мир он уже глядел не зло, не пугливо, а так, словно видел все окружающее в первый раз. А ведь хорошо известно, что первое впечатление самое яркое и самое памятное. Наверно, поэтому ему надолго запомнился портрет фюрера над трибуной центральной площади. Адольф ехидно улыбался, жестом провожая своих соотечественников на восток. В этом жесте Дмитрий вдруг уловил не силу вождя, а отчаяние маньяка. И улыбка ему теперь казалась улыбкой Мефистофеля, отлично знающего, какой трагедией обернется его авантюра. Запомнил большое полотнище флага гитлеровской Германии, повисшее над крышей городской управы. Запомнил потому, что в это время вновь вспомнил о красном знамени МТС, которое он в тайне от всех, даже самых близких, надежно спрятал в нише своего погреба. Дмитрий мысленно даже представил, как он, сбросив эту красно-черную тряпку к ногам ликующей толпы, водрузит над крышей горсовета наше родное красное знамя. Никогда не забыть Покорнову обгоревшую кирпичную стену ки-нобудки райклуба и возле нее лежащие на пепелище трупы двух мужчин и женщины. В то утро Дмитрий не знал, да и не мог знать, что гитлеровские головорезы за короткое время оккупации расстреляют, повесят, замучают в своих застенках почти триста мирных жителей и угонят в рабство к себе в Германию около шестисот его земляков.

Дмитрий задержался на какое-то мгновение у развалин клуба, словно смахивая с лица плывущую паутину, поднял кулак в знакомом жесте немецких коммунистов-ротфронтовцев и едва слышно сказал:

— Отомстим.

Он был почти у самой биржи, когда ему повстречался Мельников. Андрей после школы уже успел поработать электросварщиком. В армию, как-он ни просился, его не взяли: состояние здоровья пария вызывало тревогу у близких. Эвакуироваться из города наотрез отказался. В тот памятный вечер он пришел в райком комсомола и решительно заявил Покорнову: если его не зачислят бойцом, связным, кем угодно в состав подпольного отряда, он сам, один, будет воевать против фашистов. Помня Мельникова еще по школе как ярого борца за справедливость, Дмитрий без колебаний принял его в состав группы. Он дал ему кличку «Василек» — глаза у парня, когда он радовался чему-нибудь, напоминали яркие полевые цветы. Выходя на связь к сапожной мастерской, Андрей должен. был откликаться на пароль «Чайка».

Сейчас он тоже обрадовался встрече. Они едва сдержались, чтобы не кинуться друг другу в объятия. Но, соблюдая конспирацию обменялись лишь паролями.