Особое задание: Повести и рассказы

Лежа в камышах, он разглядывал каждую складку местности. Стой! Вон же крепостные стены. Они такие же бело-синие, как снег вокруг. Но левая, теневая, сторона темнее. Онто по наивности думал, что крепость у «синих» будет высоченная и непременно со сторожевой башней, наподобие пожарной каланчи. А оказалось, что стены поднимаются от земли самое много метра полтора.

Возвращались радостные. Сам директор похвалил разведчиков за находчивость, но тут же обеспокоенно спросил:

— Да, но где остальные лыжники?

Он приказал Мише выйти сейчас же по следу Морозова и вернуть группу.

Не мешкая, Романов пристегнул лыжи и выбежал со двора. Он двигался вдоль дороги, не теряя из виду лыжню Морозова. Ему казалось, что не пройдет он и квартала, как встретит Витьку с друзьями.

Он прошел с километр по степной дороге, прежде чем увидел бредущего Пичугина.

— Где ребята? — крикнул нетерпеливо Миша.

Пичугин молча махнул рукой в сторону Терновой балки.

— Тоже мне следопыт, Миклуха Маклай, — пробурчал Пичугин и двинулся дальше.

— Да погоди ты, — остановил его Миша. — Скажи толком, что случилось?

— Ничего, — равнодушно проговорил разведчик. — Просто Мороз захотел остаться вдвоем с этой красулей.

Это известие неприятно кольнуло Романова. Он огорченно подумал, что Витька недаром взял в свой отряд Королеву. При всех мальчишках он говорил, что Лика воображала и гордячка, которой надо выдернуть косы, а сам только ищет удобный момент, чтобы остаться с ней наедине. Он хотел уже повернуть лыжи и догнать Пичугина, но вдруг в его памяти всплыло лицо директора. И он услышал его приказ. Личная обида, вспыхнувшая в душе мальчика, погасла. Он почувствовал, что не имеет права вернуться без Королевой и Морозова.

Снова он бодро бежал по лыжне, которую кое-где уже успел занести стелющийся, как

• песок в пустыне, снег.

Он не заметил свежей лыжни, свернувшей недалеко от балки. Остановился на гребне увидел два следа, убегающих на дно. Но там, внизу, никого не было. Лишь валялся обломок лыжи. Кто влетел туда? Наверняка Лика. Это и не удивительно, Морозов опытный лыжник.

Итак, Лика ушла обратно. Но почему же они не встретились? Куда она могла деться? Не провалилась же на ровном месте?

Степь уже не сверкала парчовой красотой. Небо становилось темнее, точно его чересчур подсинили. Ветер чаще и чаще поднимал с поверхности пригоршни снега и, словно пушинки, кружил, то подбрасывая, то опуская.

Двигаясь по следу, он внимательно смотрел по сторонам: не покажутся ли на нем отпечатки валенок? «Стой!» — приказал он обрадованно себе, когда увидел глубокие маленькие, точно сайгачьи, следы. Кроме нее здесь никто не мог проходить. Теперь — как можно быстрее по этим шажкам.

И он, налегая изо всех сил на палки, бежал и бежал по снежной целине. Он уже не замечал пота, который заливал ему глаза, он уже не слышал воя ветра, тянувшего свою печальную песню. Он уже не видел впереди ничего, кроме одинокого человека. И этот человек был, конечно, Ликой, Леокардией Королевой!

Он остановился и, сложив ладони лодочкой, разбудил степь гортанным криком:

— Эге-ге-гей! Стой, Лика!

И Королева остановилась, оглянулась. На ее зареванном лице вдруг появилась улыбка. Такая беспомощная и прекрасная.

— Миша, Мишка! — визжала радостная Лика, стараясь растормошить Романова. — Ну что ты как статуя! Улыбнись. Это я, Миша!

Миша улыбнулся. Потом присел на корточки, с трудом развязал ремни и предложил Лике:

— Бери мои, и пойдем скорее. А то видишь, уже темнеет. А у нас тут и волки водятся.

Лика испуганно оглянулась по сторонам и незаметно для себя прибавила ходу. Едва ступив на накатанную колею большака, Миша почувствовал усталость и дрожь.

— А ты знаешь, — сказала Лика, и в голосе ее прозвучали нотки обиды, — в школе, наверно, все давно кончилось. И о нас никто не вспомнил.

— Такого не может быть, — разуверил ее Миша. — Разве Натка допустит? Она поднимет всех на ноги.

Они прошли еще с полкилометра и увидели на дороге что-то черное, растянувшееся поперек грейдера, от кювета до кювета.

— Наши! — радостно крикнула Лика, услышав голос Натальи Леонтьевны. Все страхи, вся усталость, все, что было мучительного сегодня, вдруг свалилось с плеч Королевой, и она рванулась вперед. А Миша не мог бежать. Он чувствовал, что голова стала тяжелой, как их семейный чугун…

Только накануне первомайских праздников доктор разрешил Романовым забрать сына из больницы. Но велел держать его в кровати.

Оказывается, у Миши было крупозное двухстороннее воспаление легких. Два раза жизнь его висела на волоске., Даже когда ему стало легче, врачи не разрешили брать в руки книжки, заниматься.

— Школу ты еще наверстаешь, — успокаивал его врач, видя слезы в больших черных глазах мальчика. — А вот утраченное здоровье никогда не наверстаешь. Так что лежи, слушай радио и дыши глубже….

Пока Миша лежал в больнице, его лишь дважды навещали Морозов и Пичугин. Зато Наталья Леонтьевна приходила через день-другой. Посмотрев на табличку, где отмечалась температура, она переводила посветлевший взгляд на больного.

— Порядок. Дело идет на поправку.