В одной из квартир, подвергшихся налету, нас встретили холодно: как видно, хозяева опасались мести налетчиков. Да и "почерк" здесь был не никитинский. Зато в другой квартире люди не лишены были чувства юмора:
владелец парфюмерного магазина живописно изобразил, как наставительно разговаривал вожак, держа правую руку в пиджачном кармане и расхаживая по комнате плотными, но бесшумными шагами. Не обнаружив в комнатах кассы, четверо молодчиков принялись за коробки с флаконами. Дочь хозяина с нервным смехом вспомнила, что глава налетчиков снял с трельяжа ее чудесный ридикюль со словами: "Мадам, экспроприирую в фонд революционного народа!" Мы переглянулись - так это походило на Никитина. "Нет, какой подлец! разволновалась дочь хозяина. - Такой дорогой ридикюль подарил своей подружке, и та таскает его по фойе Мариинского театра...
Впрочем, я могла ошибиться".
Нэпманша сказала, что в коробке было шесть таких сумок, и она знает наперечет всех владелиц. Мы роздали нашим товарищам описание пресловутой перламутровой сумки и попросили их побывать на нескольких спектаклях Мариинского театра.
Что греха таить, мы мечтали, как это бывает в романах, встретить в фойе красивую женщину в сапожках тридцать пятого размера, с перламутровой сумочкой в руках, а рядом с нею - рослого насупленного мужчину.
Но жизнь есть жизнь. Увы, в тот момент женщина с сумочкой нам не встретилась.
А пока исследовались другие террористические акты Никитина. Дневник в этом смысле был цинично откровенным, особенно после того, как Никитин вошел в доверие к Орловскому. Мы уже знали, что "испытательный кросс"
для Никитина состоял из двух дистанций: перепечатка на машинке и распространение приказа руководителей заговора и убийство старого большевика, руководившего Губсовпрофом. Никитин приобрел пишущую машинку средних размеров марки "континенталь" со сбитой буквой "ш" в комиссионном магазине (этой машинкой он впоследствии ударил по голове находящегося в засаде чекиста).
Машинки в ту пору были редкостью, и не составляло большого труда установить, где приобретен "континенталь": по копии квитанции машинка была продана некоему Алексееву. Один из продавцов вспомнил, что покупателя особенно интересовало, можно ли закладывать в каретку большое число экземпляров, - для размножения, по его словам, приказов в минном дивизионе.
Минноподрывной дивизион, где орудовал недавно арестованный адъютант Роонц?
Конечно, никакого Алексеева в третьем дивизионе не оказалось. Но один из матросов, служивший раньше с Роонцем, вспомнил, что человек, приметы которого мы описали, приходил однажды к адъютанту за пакетом для Василия Ивановича (Василий Иванович - имя и отчество Орловского), только называл его Роонц не Алексеевым, а Акимовым. Что за человек? Смотрел зло, а ступал, как зверь: плотно и неслышно. Не появлялся ли он снова? Раз был, спросил писаря, а писарь после ареста Роонца скрылся. Ребята в шутку говорят Акимову: "Писарь на вахту заступил. Чего передать?" Ответил: "С Рождественской привет. Пусть не забывает". Так мы получили еще одну кличку Никитина (если это был он) и еще один, вероятно вымышленный, адрес.
Нет, не одни неудачи преследовали нас. После двухмесячных посещений балетов и опер (мы даже шутили, что товарищам впору ложу покупать) на стол легло шесть докладных записок о шести перламутровых сумочках.
Прилагались адреса владелиц. Пятерых из них знала дочь парфюмера. Шестой оказалась неизвестная ей Иванова, проживающая в доме No 12 по Мариинской улице.
"Иванова? С Охты? Та самая? Елизавета Федоровна?
Не может быть!" - не верили мы в такое совпадение.
И сразу же захотелось получить у начальства ордер на обыск в ее комнате. "Не вспугните Никитина, товарищи! - охладил наш пыл Солоницын. И вообще, смотрите чуть дальше сумочки".
Теперь я с улыбкой вспоминаю о наших примитивных способах завязать знакомство с Елизаветой Федоровной.
Она охотно беседовала с "монтером", проверявшим в квартире электропроводку, но и не думала приглашать его на чашку чая. Кокетничала с соседом по скамейке в садике, где гуляла с сыном, но от приглашения в кино мило отказалась. Единственное, что удалось узнать из этой серии "легких флиртов": ее сестра, живущая где-то в районе Рождественских улиц, достала для нее билет в Драматический театр. Вот как? Мы и не знали, что у Ивановой есть еще одна сестра. И как раз на Рождественской (а ведь именно эту улицу помянул в своей реплике Никитин)!
Один из наших товарищей пустился на поиски третьей сестры Ивановой, а другой продолжал идти по следам бандита.
Послали еще один запрос под Воронеж: не вспомнит ли товарищ милиционер маршрут погони? По имеющимся данным, в него стреляли на Екатерингофском, а не на Садовой.
Покуда разрабатывали одни варианты, возникали новые.
А что, если отыскать место бывшей службы человека с тройной фамилией? Ведь он сам об этом писал, Что еще дадут записи в дневнике?