Читаем Особые обстоятельства (Рассказы и повести) полностью

«Да-а, это тебе не Арканя, — все-таки думал Корсаков, отвергая всякое чувство соперничества, искоса поглядывал на Мишку, вдыхал особый машинный запах его полушубка, — этот за рулем надежней».

С машинами в колхозе всегда туго, и Корсакову на первых порах в личное пользование — выделили неустойчивый уазик, у которого не поймешь, где перед, — где зад; к тому же этот тяни-толкай был преклонного возраста и собирался на заслуженный отдых. За баранку назначили Арканю, желторотого паренька, недавно обученного. Уазик был по-стариковски строптив, и обращаться с ним надо было умеючи. Однажды Арканя так затянул колодку, что бедный уазик смог только пятиться. После ремонта забыл закрутить болты на переднем колесе и чуть не сделал сальто-мортале. Наладил в кабине утепление — выхлопной газ повалил в кабину, точно в душегубку, и самого Арканю еле откачали. «Ну да ничего, — поостыв после гневной вспышки, решил тогда Корсаков, — парень помучится и научится», и набрался терпения; все равно обширные угодья колхоза пешком не обмеришь и за полгода, хотя ноги у Виталия Денисыча, надо сказать, хожалые и длинные.

Он сидел рядом с Мишкой Чибисовым в кабине «Техпомощи», отвалившись на спинку сиденья, высоко вздернув колени, расстегнув полушубок, покачивался и думал.

Деньги, триста рублей десятками, будто жгли его сквозь карман пиджака, сквозь свитер и нижнюю рубаху. Главный зоотехник, — пыхтя, отдуваясь, пошел с Корсаковым в сберкассу, снял деньги и протянул Корсакову, едва тот, приехав, заикнулся, где бы достать триста рублей. Знал бы главный, зачем они Виталию Денисычу понадобились. Но ведь он, Корсаков, в конце-то концов, и главного таким образом выручает! Однако Виталий Денисыч опять побагровел, как тогда, когда брал деньги. Да господи, наваждение какое-то: оказывается, не умеет давать взятки, сам стыдится, что дает их!.. А тут еще, как на грех, эта падера. Правда, прогноз погоды ее предсказывал и на сей раз, будто нарочно, не промахнулся, да и старики, дня за два, за три до нее, стали щупать свои поясницы, скрипеть суставами, прихрамывать. Скорее бы добраться до места, поставить народ на квартиру, а там, глядишь, и непогодь кончится.

Чибисов внезапно крутанул баранку, затормозил, Корсаков вцепился в скобу.

— Чего тебе? — выставился Чибисов наружу.

В заднюю стенку чем-то сердито застучали: видно, ребят, сидевших в фургоне, изрядно встряхнуло. Виталий Денисыч с досадою поморщился, перегнулся через Мишкино плечо. Оказывается, не таким уж сплошняком налетал снег, как на скорости, и грифельный лесок чуть поодаль от шоссе достаточно был виден, и деревянный с ледяным набалдашником столбик за кюветом. К двери мигом подбежала девушка, вся залепленная снегом — от полушалка до валенок, и на плечах пальто будто пелерина лежала. Брови девушки были в куржаке, к ресницам прилипли снежинки, а лицо налилось таким здоровым разгаром, что любо было на него смотреть.

— До Лисунят подбросьте! — вскинула она голову, даже с каким-то вызовом вскинула: мол, только попробуйте отказать.

Чибисов на Виталия Денисыча волком оглянулся, но Корсаков не заметил, великодушно разрешил:

— Ладно, это по пути. Только больше не останавливайся, — построжав, предупредил он шофера и, неловко согнувшись, полез через свою дверцу наружу. — Я товарищей попроведаю.

— Вот спасибочки, вот спасибочки, — забегая с той же стороны и отряхиваясь красной вязаной варежкою, приговаривала девушка.

— Полезайте, — сказал Виталий Денисыч, посматривая вдоль дороги: их нагонял трактор «Беларусь», выделяясь из мельтешащего снега кабиною цвета яичного желтка.

«Ну и славно», — подумал Виталий Денисыч и поставил ногу на ступеньку лестнички фургона. Его, наверное, заметили из окошечка, потому что дверь сразу раскрылась, и несколько лиц мелькнуло в ее проеме.

— Просигнальте Чибисову, чтобы трогался, — велел Виталий Денисыч и поторопился присесть на скамейку, протянутую вдоль стенки, и машина тут же тронулась плавно, будто Мишка повез дальше что-то хрупкое.

В фургоне накурили так, словно выхлопных газов натянуло — хоть топор вешай, и в мутном свете трудно было различить людей. Ехало, не считая Корсакова, семь человек. Одеты все были тепло, точно для зимовки в Антарктиде, и настроены возбужденно, как это бывает с людьми, оторванными от обычного обихода и собранными вместе не на один день.

— Ну как самочувствие, гвардия? — бодро спросил Виталий Денисыч, осмотревшись.

— «Как живете?» — пошутил председатель. — «Хоро-шо-о», — пошутили колхозники, — отозвался механизатор Печенкин, разбитной парень с нагловатыми, как у окуня, глазами. — Девки-то хоть есть в этих Лисунятах?

— А где их нету, — откликнулся кто-то из угла.

— Вот, как приедем, сразу с Лешей Минеевым в разведку. А возьмем Арканю — троих заарканим, — играл словами Печенкин, привыкший к слушателям.

— Тебе бы только штанами трясти, — укоризненно покачал головою бульдозерист Лучников, человек пожилой и степенный. — Пошто останавливались-то, Виталий Денисыч?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза