Питсбрук предъявил и одну из газет, «Московские губернские ведомости», которые на свой английский лад именовал «Москоу ньюс». Анисий вытянул шею из-за спины господина Фандорина, увидел большущее, в четверть газетного листа объявление:
Р
Составление завещаний и купчих, оформление доверенностей, поручительство по залогу, представительство по взысканию долгов, а также прочие услуги.
Повезли британца в злополучную контору. Он рассказал во всех подробностях, как, получив подписанную «старым джентльменом» (то есть его сиятельством господином генерал-губернатором) бумагу, отправился сюда, в «оффис». Мистер Шпейер с ним не поехал, потому что неважно себя чувствовал, однако заверил, что глава фирмы предупрежден и ждет высокого иностранного клиента. Лорда и в самом деле встретили очень любезно, предложили чаю с «твердыми круглыми бисквитами» (пряниками, что ли?), хорошую сигару, и документы оформили очень быстро. Деньги же, сто тысяч рублей, нотариус принял на ответственное хранение и положил в сейф.
– Ну да, ответственное, – пробормотал Эраст Петрович и спросил что-то, показывая на несгораемый шкаф.
Англичанин кивнул, приоткрыл незапертую железную дверцу и свистяще выругался.
Ничего существенного к портрету Ивана Карловича Мебиуса лорд добавить не смог, все твердил про бородавку. Анисий даже слово английское запомнил – «уарт».
– Примета изрядная, ваше высокоблагородие. Большая коричневая бородавка на правой щеке. Может, и отыщем мошенника? – робко высказал Тюльпанов здравую идею. Очень уж запали ему в душу слова генерал-губернатора про дрова и порошок. Хотелось проявить полезность.
Но надворный советник анисиева вклада в расследование не оценил. Сказал рассеянно:
– Ерунда это, Тюльпанов. Психологическая уловка. Бородавку, или скажем, родимое пятно в полщеки изобразить нетрудно. Обычно свидетели запоминают только т-такую, бросающуюся в глаза примету, а на прочие уже обращают меньше внимания. Займемся-ка лучше защитником малолетних б-блудниц, «мистером Шпейером». Вы записали его портрет? Покажите-ка. «
В «Лоскутную», к владетельной особе, Эраст Петрович поехал один, нарядившись в мундир. Отсутствовал долго и вернулся мрачнее тучи. В гостинице сказали, что его высочество накануне съехал, отбыл на варшавский поезд. Однако на Брянском вокзале высокий пассажир вчера так и не появился.
Вечером, подводя итоги длинного дня, надворный советник провел с Анисием совещание, которое назвал «оперативным разбором». Для Тюльпанова такая процедура была внове. Это уж потом, когда привык, что каждый день заканчивается «разбором», понемногу осмелел, а в первый вечер больше помалкивал, боялся сморозить глупость.
– Итак, давайте рассуждать, – начал надворный советник. – Нотариуса Мебиуса, который никакой не нотариус, нет. Испарился. Это раз. – Нефритовая косточка на четках звонко щелкнула. – Инвалида-благотворителя Шпейера, который никакой не благотворитель и вряд ли инвалид, тоже нет. Исчез бесследно. Это два. (Снова – щелк!). Что особенно п-пикантно, непонятным образом исчез и герцог, который в отличие от «нотариуса» и «инвалида», вроде бы был настоящий. Конечно, владетельных князьков в Германии видимо-невидимо, за всеми не уследишь, но этого в Москве принимали честь по чести, о его прибытии писали г-газеты. И это три. (Щелк!) по пути с вокзала я наведался в редакции «Недели» и «Русского вестника». Спросил, откуда они узнали о предстоящем визите его высочества герцога Саксен-Лимбургского. Выяснилось, что газеты получили это сообщение обычным образом, по телеграфу от своих петербургских корреспондентов. Что вы об этом думаете, Тюльпанов?
Анисий, разом вспотев от напряжения, сказал неуверенно:
– Мало ли, ваше высокоблагородие, кто их на самом деле прислал, телеграммы эти.