Двадцать четыре года спустя — в самом разгаре Двадцатипятилетия Мира и Процветания — ты смотрел на неподвижную поверхность водохранилища, густые сосновые леса на склонах гор, столбики дыма от перегонных печей и лесные прогалины, означавшие, что там, далеко, приютилась одинокая хижина угольщика. Шоссе повторяло прихотливые изгибы местности, и чем ближе вы подъезжали к Йесте, тем больше тебя охватывало смутное волнение.
Застывший под солнцем пейзаж казался безжизненным, и несложное пение цикад по временам перекрывал однообразный рокот мотора. Косматые облачка плыли над охряными лоскутами возделанной земли в долине Туса. Попадались крестьянские домишки с развалившимися стенами и на открытых местах — во множестве ветхие ульи. Прежде чем въехать в город, вы задержались на несколько минут у общинного кладбища. Полные ненависти, мстительные эпитафии напоминали посетителю о казнях 36-го года. В тени стройного кипариса поднимался в траве пантеон, где покоились останки твоего отца до того, как их перевезли на барселонское Юго-Западное кладбище. Узнав его, ты в душе поблагодарил мать за то, что надпись на нем была скромной. Жертвам расстрела 29 мая не поставили надгробия; список их имен, напечатанный на первой полосе «Солидаридад обрера» 3 июня 1936 года, сфотографирован и лежит перед тобою.
«Хесус Мариа Гонсалес.
Хусто Марин Родригес, секретарь Организации
Социалистической Молодежи.
Андрес Мартинес Муньос, 40 лет, управляющий
делами города Йесте.
Николас Гарсиа Бласкес.
Хосе Антонио Гарсиа.
Хасинто Гарсиа Буэно, 25 лет, секретарь Правления при Народном фронте.
Антонио Суньес.
Мануэль Барба Родригес.
Хосе Антонио Руис.
Мигель Галера Фоуслади, из Боче.
Фернандо Мартинес, из Ла-Грайи.
Антонио, „Балда“.
Хесус, „Чулок“, из Йесте.
Бальбино, из Ла-Грайи.
„Моль“, из Йесте.
Хуан, „Бочоч“, 60 лет.
Два трупа остались неопознанными».
А те, что были расстреляны весной 39-го года, — когда искоренили в стране раковую опухоль красных, — те тоже сошли на нет, не оставив и следа.
Мертвые? Нет, их будто и вовсе не было на свете. Отринутые богом и людьми. Словно зачатые в лживом, расплывчатом, давнем сне.
Ожидание длилось восемнадцать месяцев. Понемногу люди растрачивали свои сбережения, и пока правительство изучало (так говорилось) честолюбивый план строительных работ и перевода тех, кого надо, в Эллин, плотогонам, крестьянам, угольщикам, лесорубам приходилось залезать в долги. Техники поговаривали, будто собираются ровнять склоны, насыпать террасы, укреплять почву и строить оросительные каналы, используя разный уровень воды в Тусе. Перевозка леса по шоссе оказалась разорительной. В правительственных газетах регулярно давались обещания срочно принять необходимые меры. Когда разразился экономический кризис, новый министр положил все проекты под сукно. Одна за другой комиссии возвращались в Мадрид. К началу 36-го года более двух тысяч семей в Йесте были без работы.
Получивший хорошее возмещение за свои затопленные земли (ходили слухи, что эта сумма намного превышала подлинную стоимость) касик тем не менее не дремал. В один прекрасный день, перелистывая местный информационный бюллетень, выходивший в провинции, люди в крайнем изумлении узнали, что, оказывается, муниципалитет при единодушном согласии продал почти все общинные леса. Угольщикам приказали немедля покинуть эти места, иначе их выдворят силой. Некоторые протестовали, но с помощью жандармов их тут же заставили замолчать. Когда объявили, что на февраль назначаются выборы, касик через своих агентов и доверенных лиц заявил, что, преследуя высшие интересы родины, он снова, во второй раз, выставляет свою кандидатуру на пост депутата. Положение в городе накалялось, назревал взрыв.
Выборная кампания проходила в напряженной обстановке, и, несмотря на давление и угрозы, большинство в муниципалитете получил Народный фронт. Когда распространилась весть о том, что в главных городах Испании победил Народный фронт, толпы людей собрались перед балконами муниципалитета и восторженно приветствовали победителей. (Одно из твоих первых детских воспоминаний, — а может, это позднее воображение создало его, опираясь на случай, тысячу раз пересказанный домашними? — ты вместе с родными идешь к мессе в капеллу монастыря святого Иосифа, и по дороге вы заходите на избирательный участок вашего квартала. В дверях мужчина протягивает твоему отцу бюллетени. Тетя Мерседес крестится и говорит очень громко: «За вас? Никогда!» Так оно и было на самом деле, только ты не мог поручиться, что был тому свидетелем.)