Впервые я вошёл в дом слепого. Более аскетичной квартиры я не видел, было ли это её чертой с рождения или это стало следствием потери зрения, не знаю. В гардеробе висели три пары джинсов, пять блузок, две юбки и несколько свитеров и водолазок. Всё очень скупо. На поверхностях лежали немногочисленные вещи в строго отведённых для них местах. Было ощущение какой-то пустоты. В доме, где я жил раньше, повсюду валялись вещи, что-то терялось, бегали дети. Здесь же царили спокойствие и тишина, жизнь будто остановилась.
Мы зашли, Мила предложила Петру чай, а мне налила в миску воды. В доме она чувствовала себя уверенней, так как уже изучила квартиру, и легко самостоятельно передвигалась, чуть касаясь кончиками пальцев стен. Пётр предложил свою помощь, но Мила с резкостью её отклонила. Сначала меня поразила такая грубость, но потом я понял, что резкость – лишь защитный механизм от человеческой жалости. Миле была невыносима мысль, что теперь она вызывает лишь жалость. Ей хотелось уверенности, независимости, и в то же время, зачастую, без чьей-либо помощи она не могла обойтись. Я так хотел ей помочь! И Пётр тоже.
Тренер спросил за чаем, что раньше она любила больше всего? Мила ответила: долгие пешие прогулки. Она любила смотреть по сторонам, изучая деревья, цветы, бабочек, жуков, птиц, старинные здания (если вдруг оказывалась в красивых городах). Мила любила наблюдать закаты, смотреть на течение воды в реке. Теперь же она лишена всего этого.
– Если ты найдёшь общий язык с Рики, то сможешь снова гулять.
– Какой в этом смысл, если я больше ничего не вижу? – грустно ответила Мила.
– Да, ты не видишь, но ты слышишь, чувствуешь. Ты можешь потрогать шершавые листья липы, гладкие и зубчатые по краю листья клёна, вдохнуть медовый аромат клевера, услышать шелест листвы, журчание реки, пение птиц. Ты можешь научиться различать их голоса. Рики поможет тебе в этом, он убережёт тебя от веток по пути, предупредит о склоне, спускающемся к реке. Открой своё сердце и доверься ему целиком и полностью. Прошла уже неделя, и хотя я обучил тебя и его всему необходимому, но вы не взаимодействуете вместе. Я больше ничего не могу сделать. Если ситуация к концу следующей недели не изменится, мне придётся написать рапорт о том, что собака не подошла тебе, и искать для Рики нового хозяина.
Мое сердце сжалось от тоски. Я понял, что не хочу другого хозяина, пусть меня и не признали, но я, я (!) сделал свой выбор.
Мила печально вздохнула.
– Дело в том, что я довольно долго общаюсь с этим псом и знаю, что он по-настоящему привязался к тебе, – продолжал Пётр, нежно почесывая меня за ухом.
– Я стараюсь, правда, стараюсь, но не могу пересилить себя, мне жаль, – ответила Мила.
– Давай, я оставлю его у тебя на ночь, может, вам лучше удастся подружиться?
– Хорошо, – без особого энтузиазма ответила Мила.
– Только не выходи в город пока без меня, это опасно, ты не доверяешь, а потому не можешь понять Рики. Я зайду завтра утром и заберу вас обоих на очередную тренировку.
– Ладно, буду ждать.
Мы остались вдвоём. Мила явно неловко чувствовала себя в моем присутствии, я попытался стать как можно незаметнее, улёгшись в самом дальнем углу. Через какое-то время она успокоилась и будто забыла, что я есть.
– Все вокруг, – стала рассуждать сама с собой Мила, – говорят, что надо найти себя. А как это можно сделать, если со зрением я потеряла свободу, потеряла всё, что люблю? Я не могу сама пойти даже в магазин! Я будто в клетке в этой квартире, и в тоже время только тут я в безопасности, какая ирония! – Мила горько засмеялась и заплакала.
Я тихо подкрался и положил свою голову ей на колени, лизнул руку. Она вздрогнула от неожиданности, но не одёрнула руку, наоборот, провела пальцем по моему носу, потрепала за ухом.
– Ты ведь видишь эту пустоту вокруг? – она обвела пространство рукой. – Я выбросила всё, что напоминало мне о прошлой жизни, теперь мне всё это ни к чему. И я все равно не могу смириться со своим нынешним положением!
Потом она села на пол, уткнулась в мой бок и разрыдалась, как маленький ребёнок. У меня промокла шерсть, но я не шевелился, чтобы дать ей выплакаться. Когда слезы просохли, на лице Милы возникло выражение суровой решимости, меня это взволновало, я неплохо изучил её: в такие моменты, она была готова совершить глупость.
– Он сказал, что обучил нас всему. Что же, проверим, я давно мечтала послушать соловьев у реки, пойдём гулять!
Мила ловко взяла в руки поводок и надела его на меня. Я весь напрягся, помня слова Петра о том, что выходить в город опасно. Я замер, как истукан, не позволяя сделать и шагу в сторону входной двери, надеясь, что она поймёт мой посыл и передумает. Но это только разозлило её.
– Ах так! Я думала, ты на моей стороне, а ты поступаешь так же, как они! Ты слушаешь приказы Петра, а не мои! Тогда я пойду одна!