Особый гномий первач (СИ)

— Милая, давай поговорим, — стараясь сдержаться предложил Крэйн.

Отрицательно покачав головой Акина прошептала:

— Нет, мне слишком… стыдно.

— Стыдно значит, — повторил Крэйн. — Дорогая, вот объясни, почему стыдно тебе, а

страдать я должен. И прекрати сжимать свой браслет! Видят боги я тебя в

следующий раз для начала полностью раздену, чтобы никаких артефактов, а вот уже

после буду возвращать к памяти!

Совершенно не испугавшаяся угрозы Акина, обратила внимание на один момент:

— Кстати о памяти, вы сказали, что выпившие первач ничего не помнят, а я…

— Привыкание, — раздраженно объяснил принц. — Слава небу у этой гадости есть

привыкание, посему с четвертого раза народ уже не бросается на спасение

«замечательного гнома изобретателя», вспоминая о своих прежних героических

безумствах во имя этой великой цели. Но, милая, я сейчас как-то не настроен

говорить о чем-либо кроме… Иди сюда!

Отступая еще на шаг к двери, Акина вопросила:

— А откуда вы знаете, что к первачу имеется привыкание и…

— Да потому что прежде чем докатиться до вашей провинции, эта гадость полторы

недели гуляла по столице! Милая, чудесная моя, замечательная и

замкоразрушательная, давай мы сейчас успокоимся, ты забудешь про стыд и… Не

надо сжимать эту гадость!

Акина сжимала не гадость, а вовсе даже и приятный как на ощупь так и в целом

кожаный браслет, и вообще:

— Занимайтесь своими приятными вещами с кем-нибудь другим! — решительно

заявила магиня. — Вы принц, у вас женщин целое королевство! А мне лично вы не

нравитесь, мужчиной моей мечты никогда не были, мне вообще не до мужчин сейчас, даже если и можно уже, и в конце концов я была пьяна, но пить больше не буду, соответственно… Ну вы большой мальчик, сами понимаете, ваше высочество. И

вообще — артефакт уже запущен, сейчас сработает.

Крэйн нахмурился и сложил руки на груди. Взгляд его сделался суровым и злым, после чего он взбешенно произнес:

— Точно сработает?

— Совершенно определенно, — не будучи ни в чем уверенной, заявила Акина.

Принц после ее слов закрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул, открыл глаза, посмотрел на девушку и тихо сказал:

— Хорошо, сейчас я уже ничего не смогу сделать. И раз ты этого не желаешь — не

стану даже пытаться. Но учти — еще раз напьешься этой гадости, еще один

единственный раз и больше я тебя не отпущу, и ты…

— Да я больше никогда пить не буду! — заорала магиня.

В следующее мгновение свет перед ее глазами померк.

***

На утро выяснилось, что за истекшие две ночи в провинциальном городке за двести

верст от столицы исчезло семнадцать магов, сорок учеников магов, четыреста

человек нечайно оказавшихся под рукой у обладающих знаниями, а остальные

воодушевленные идеей «спасти замечательного гнома изобретателя» протрезвели

по дороге в столицу и вернулись сами. Магов и их соучастников вернули спустя

неделю одним внушительным порталом столичные маги. Изрядно отощавшего

магистра Сорсена из жизнеспасительного ящика вытащили так же они. Поговаривали, что с магами провинцию посетил и сам наследник Аренского государства, но Акина об

этом точно не ведала, так как отсиживалась в карцере за то, что по возвращению из

королевского дворца с горя обрушила заклинание «Топь» на двор магического

оплота. Теперь в гильдии Магов имелось собственное гиблое болото, очень

симпатичное, с лягушками, цветущими кувшинками, ряской и камышами. Именно в

нем разъяренный и изрядно постройневший магистр Сорсен и утопил свою

жизнеспасательную кровать, заявив, что все пережитые им катаклизмы пыль в

сравнении с неделей заточения в этом злодейском ящике. После чего отправился на

разборки с ученицей, где обнаружил пропавший переместитель. Еще неделя карцера

и стенания магистра Акину не обрадовали. Стенания не радовали больше, зато после

них на лекцию про пестики и тычинки у Сорсена уже сил не было.

Спустя еще неделю, выяснилось, что принц действительно находится в провинции, со

своими воинами света изымая остатки особого гномьего первача у местных

трактирщиков.

Через несколько дней в комнату к на редкость печальной Акине (раньше она как-то не

особо грустила ни в карцере, ни после него, а тут тоска в глазах и никакой улыбки на

лице) заявились подруги. Эрна и Нирта заявились не одни, а с бутылью, содержащей

полупрозрачную жидкость и с порога объявили:

— Будем тебя лечить от печали.

— Не пью, — уныло ответила Акина.

— Да причем тут «пью, не пью», — возмутилась Эрна. — Мы же тебе человеческим

языком говорим — лекарство это!

После чего налив полный стакан, подлетела к подруге, заставила ее сесть и почти

насильно вылила все в рот.

— Это что?! — отплевываясьи подскочив вопросила Акина.

— Первач! — глядя на нее честными большими и главное непонимающими

возмущения глазами, произнесла Нирта. — Ты не поверишь — с трудом достали, это

же теперь жуткий дефицит, он только у воинов света имеется.

Это был великолепный гномий первач! Лучший, что она в третий раз пробовала в

своей жизни. С первого глотка самогон согревал, со второго мир становился во сто

крат лучше и ярче, поэтому даже унылая комната ученицы гильдии, стала

привлекательным солнечным заведением, на третьем глотке… впрочем она разом