Особый курьер

— При том, что кинематика — это часть механики. А если Лоди Айзек механик, то почему бы ему не быть кинематикой? И потом, Джек, он заплатил пятьсот кредитов. Не мог же я подойти к его заказу формально!

— А что написано на медали Позитрона?

— Сони — электрик, и с ним все проще. На лицевой стороне — «Лучшему электрическому работнику», а на обратной — «За годы труда под напряжением».

Некоторое время Байрон молча смотрел, как Джек поедает обед, а потом не выдержал и спросил еще раз:

— Ну так что там у вас было с Келли? Джек оторвался от тарелки с сыром и, немного помедлив, словно вспоминая, сказал:

— Если честно, я больше думал о еде. Но ты, Бэри, больше не трепись о всяких там обмороках.

— Так ведь я только для красного словца… — стал оправдываться Док.

— Вот-вот, ты наврал с три короба, а мне приходится соответствовать. — Джек забросил в рот кусок ветчины и добавил: — Между прочим, стол сломали.

— Могу себе представить… — кивнул Бэри.

— И еще она угрожала меня уволить.

— Не уволит. А если и уволит, то ты теперь не Пропадешь — у тебя есть новая специальность. Скажи мне спасибо.

— Шпафибо, — с полным ртом поблагодарил Джек и встал из-за стола.

— Да, ты прав, товарищ. Дело не ждет. — Байрон тоже поднялся со своего места, и напарники пошли работать.

15

День шел за днем, и Джек постепенно начал втягиваться в круговорот своей новой жизни на Бургасе. Работа, болтовня с Байроном, занятия с бабой Маршей полностью заполняли его дни. Вскоре наступили холода, и целых два месяца пришлось ходить на работу по свежему снегу. Правда, к обеду снег таял, и, возвращаясь в общежитие, Джек уже шлепал по грязным лужам.

Премудрости, передаваемые бабой Маршей, давались Джеку тяжело, но все же он постигал их, медленно, но верно совершенствуя свою технику и учась тому, чего он раньше не умел.

«ТОРСО» стал его любимым оружием, и первые четыре пули он легко вгонял в десятку с тридцати метров. Дальше дело пока не шло, но Марша уверяла, что прогресс неминуем, поскольку Джек относится к занятиям серьезно.

Не то чтобы он хотел стать бойцом какого-нибудь штурмового подразделения, нет. Просто Джеку нравились эти тренировки. К тому же вела их баба Maрша — человек, какого не каждому суждено было встретить.

От занятия к занятию Джек становился хладнокровнее, и бабе Марше все сложнее было загонять его в угол.

«У тебя заметные успехи», — говорила Марша, когда они отдыхали после жестоких спаррингов. А однажды Джек до того разошелся, что сумел «приложить» Маршу в голову. Она едва не упала, но опыт есть опыт, и Джек был тут же «наказан». Его ребра уцелели, но всю следующую неделю он не мог работать в спарринге и при вдохе чувствовал в легких боль.

«Надеюсь, я не отбила у тебя охоту к тренировкам, Джек? Я бью тебя не для того, чтобы запугать, — объясняла баба Марша. — Я хочу, чтобы ты знал, что в ответ на твою удачную атаку может последовать не менее удачная контратака. Ты вложил все силы в нападение и, когда смазал меня по морде, решил, что победил. Нельзя ставить все на один только удар. Это ошибка, Джек, которая в других условиях может оказаться роковой».

Обитатели общежития давно заметили, что у Джека с Маршей были общие дела. Страх и уважение к управительнице частично перешли и на самого Холланда. С ним здоровались подчеркнуто вежливо и даже, случалось, обращались за разрешением спорных вопросов. Поначалу Джек отказывался от роли судьи, однако среди жильцов конфликты возникали довольно часто, так что волей-неволей ему приходилось заниматься внутренним урегулированием.

Все это время Холланд по-прежнему жил в комнате один. По всей видимости, баба Марша намеренно никого к нему не подселяла, и Джека это вполне устраивало.

На работе все шло без изменений. Место пилота Джеку не светило, но и со старого его не увольняли. Ходил слух, что Келли все же пыталась убрать Джека из фирмы, но босс отказал ей, сославшись на дефицит хороших ассенизаторов.

Байрон по-прежнему часто обещал повести Джека в ресторан в центральной части города, но Холланд давно в это не верил и относился к постоянным обещаниям Дока как к неизбежному природному явлению. Каково же было его удивление, когда однажды, придя на работу, Джек услышал:

— Ну, Холланд, сегодня мы идем в «Черную жемчужину».

— С чего вдруг, Док? Ты продал сотую медаль?

— Не совсем сотую и не совсем медаль, но дело провернул выгодное.

Джек недоверчиво улыбнулся и стал надевать комбинезон.

— На этот раз все правда, — ударил себя в грудь Бэри. — Я даже деньги взял.

И он действительно показал Джеку деньги и демонстративно их пересчитал. У него было полторы тысячи кредитов.

— Вот так-то, мой дорогой друг. Идем сегодня после работы.

— Но у меня нет приличной одежды.

— Ну и что? У меня тоже нет, но существует прокат. Я уже заказал пару смокингов в салоне «Ист-Старс». И темно-синий лимузин из гаража Лео Шеффилда.

— Однако ты разошелся, — покачал головой Джек.

— Держись Дока Байрона, парень, и в твоей жизни все будет окей, — самоуверенно пропел Бэри и сделал ногами замысловатое па.

— Ну хорошо, Док. Позволь тогда задать тебе один вопрос.

— Задавай.