Особый отдел и око дьявола

— Ошибаетесь, — сухо произнёс Кондаков. — Победу в первом туре обеспечивают лишь пятьдесят процентов голосов плюс ещё один голос. Всего в Чарусе зарегистрировано сто тридцать выборщиков. Вот и получается, что у вас не плюс один, а, наоборот, минус один голос. Идите домой и готовьтесь ко второму туру.

Зинка Почечуева была настроена куда менее дипломатично.

— Съела? — с нескрываемым злорадством выкрикнула она. — Хрен тебе, а не победа!

Ещё неизвестно, чем бы завершилась эта перепалка, поскольку обе дамочки уже нацелили друг на друга острые коготки, у Зинки покрытые розовым лаком, а у Вальки чёрным, но отец Никита и сыродел Страшков хором заявили:

— Вы не учли наши голоса, поданные в поддержку Деруновой. Примите бюллетени.

Даже забыв поблагодарить своих благодетелей, Валька ощерилась на Зинку:

— Говоришь, хрен мне? А я от этого товара никогда и не отказывалась! Тебе же, сучонка, сырую морковку сосать придётся.

Дабы пресечь дальнейшую конфронтацию, грозившую оставить Чарусу либо без библиотекаря, либо без свежеиспечённой старосты, Кондаков стал энергично трясти левую руку Вальки, всегда считавшуюся у неё ударной, как и у олимпийского чемпиона Валерия Попенченко.

— Поздравляю вас с избранием на этот высокий общественный пост... Уверен, что вы оправдаете оказанное вам доверие.

Вырвав руку, Валька решительным тоном заявила:

— Чтобы завтра же мне была официальная бумага, подтверждающая всю эту сегодняшнюю бодягу. И соответствующее служебное удостоверение. Ясно?

Зинка, от греха подальше отступившая в зал, ехидно поинтересовалась:

— А торжественной инаугурации с фейерверками и шампанским ты не хочешь? Тогда я побегу звонить президенту России и канцлеру Германии!

— Не забудь ещё патриарха всея Руси и папу римского! — не осталась в долгу Валька.

Итоги собрания обсуждали по радиосвязи — после столь бурных событий в больничке ожидался наплыв пострадавших, а на опорном пункте жалобщиков.

— Давайте пока не будем о персоналиях, — сказала Людочка. — Определим для себя: что может означать это видение?

— Элементарно, леди Ватсон, — ответил Цимбаларь. — Не покидая деревню Чарусу, мы умудрились посетить космическое тело, скорее всего, не принадлежащее к Солнечной системе.

— Почему ты так решил?

— В небе отсутствовали знакомые созвездия. Да и условия на планете очень уж специфические. Атмосфера невероятной толщины и плотности. Бешеная геологическая активность. Металлы, находящиеся в жидком состоянии. Ну и всё такое прочее.

— Есть гипотеза, что сходные условия могут существовать на гигантских планетах типа Юпитера и Сатурна, где громадное давление придаёт веществам самые невероятные свойства... Впрочем, я имела в виду совсем другое. Сейчас меня интересует не само видение, в общем-то достаточно понятное, а его значение... Сейчас объясню. Тот, кто инициировал видение, как бы продемонстрировал нам, что для него не существует ничего невозможного. Никаких границ — ни во времени, ни в пространстве.

— Хочешь сказать, он угрожает нам?

— Это само собой. Оглашение смертного приговора в третий раз — случай, судя по всему, чрезвычайный. Многие, наверное, восприняли его как руководство к действию. Ведь недаром одна старуха опознала в тебе дьявола.

— Да и на меня многие смотрели волком, — сообщил Кондаков, до этого хранивший молчание. — Особенно в первые минуты.

— Вот я и подумала: а может, демонстрация далёких планет имеет какой-то завуалированный смысл? — продолжала Людочка. — Дескать, вы столкнулись с явлением космического масштаба, а потому лучше не путайтесь под ногами. Отойдите в сторонку, пока не поздно.

— Откуда вдруг такой гуманизм у тех, кто уже убил два десятка человек?

— Это не гуманизм, а прагматизм. Нас признали достойными противниками и предлагают — возможно, в последний раз — разойтись полюбовно... Тихонько дождаться весны и убраться отсюда, желательно навсегда.

— Если допустить, что это действительно так, то лучше прикинуться непонятливыми, — сказал Цимбаларь. — Сама знаешь, я не сторонник сделок. Ни с людьми, ни с призраками.

— Вы, Пётр Фомич, придерживаетесь сходного мнения? — поинтересовалась Людочка.

— Ещё бы! — ответил Кондаков. — Да и поздно уже идти на попятную. Столько набедокурили! Хотя чувствую, что скоро под нашими ногами начнёт гореть земля.

— Тогда будем считать, что с этим вопросом покончено, — сказала Людочка. — Поговорим сейчас о вероятных инициаторах видений или, как выражается Сашка, о людях-запалах. Подозрение в равной мере падает на двоих — священника и сыродела.

— Люди-то все какие уважаемые, — вздохнул Кондаков. — Мы от них, кроме добра, ничего не видели.

— Борька Ширяев тоже слыл милейшим человеком, — возразил Цимбаларь. — За исключением тех моментов, когда он терял над собой контроль и убивал, подчиняясь неизвестно чьей воле.

— Ты не допускаешь возможность того, что Ширяев был единственным здешним киллером? — с затаённой надеждой произнёс Кондаков.

— Вряд ли, — сказал Цимбаларь. — Он признался только в двух убийствах. Это десятая часть от зарегистрированных.