Особый отдел и око дьявола

Старуха немедленно приняла позу, приличествующую знаменитой частушечнице – приподняла плечи и ухватилась за кончики головного платка, – после чего закатила глаза и визгливым голосом пропела:

Девки бегали по льду,
Простудили ерунду.
А без этой ерынды
Ни туды и ни сюды.

Не дождавшись от Цимбаларя похвалы, она с прежним надрывом продолжала:

На окошке два цветка,
Голубой да аленький.
Милому давать не буду,
Сам возьмёт – не маленький.

Мой милёнок генерал

Лечь-отжаться приказал.
Я легла, а он забрался
На меня и отжимался.

– Частушки весьма забавные, – заметил Цимбаларь. – Хотя и не совсем пристойные. Вот не думал, что зыряне были такими весельчаками.

– Ты что! – Парамоновна замахала на него руками. – Нас частушкам русские научили. Мы таковской стыдобушки отродясь не знали… Да это ещё детские забавы! Ты дальше слушай.

Взмахнув платочком, старуха пустилась в пляс.

Укуси меня за ухо,
Укуси меня за грудь,
А когда я буду голой,
Укуси за что-нибудь.

Ах ты, Ваня, милый Ваня,

Своё счастье ты проспал.
Сколько раз тебе давала,
Ты ни разу не попал.

Не ругай меня, мамаша,

Что в подоле принесла.
Богородица-то наша
Тоже в девках родила.

– Ну это уже вообще! – покачал головой Цимбаларь. – Неужели подобная похабщина могла заинтересовать сотрудницу серьёзного научно-исследовательского института?

– То, что я тебе сейчас пропела, её как раз таки и не заинтересовало, – продолжая приплясывать, пояснила Парамоновна. – Глянулись ей совсем другие частушки. Тебе я их петь стесняюсь. Ну если только самые безобидные…

Как на нашем огороде
Выросла вдруг жопа.
Жирная, мясистая,
Местами волосистая.

Полюбила тракториста,

Как-то раз ему дала.
Целый месяц сиськи мыла
И соляркою ссала.

Мой милёнок тракторист,

Ну а я доярочка.
Он в мазуте, я в говне,
Чем же мы не парочка?

– Браво, браво! – Цимбаларь захлопал в ладоши. – Даже не предполагал, что в вас таятся такие таланты… Кстати, давно хотел вас спросить. Говорят, что вы были одной из последних, кто видел Черенкова живым?

– Ага, видела, – подтвердила Парамоновна. – Я к нему вечерком забежала, сказать, что завтра позже приду. А он в это время бриться кончил и одеколонился. Очень уж от него опиумом шибко пахло.

– Чем-чем? – не понял Цимбаларь.

– Опиумом, – с важным видом объяснила старуха. – Деколон такой. Ненашенский.

– А-а-а, – понимающе кивнул Цимбаларь. – Он случайно не к Ложкину в гости собирался?

– Нет, там уже давно гуляли.

– Тогда куда же?

– Я сама над этим долго кумекала. Да так ничего и не раскумекала. Мужик как волк. Ему главное – на охоту выйти. А про то, куда потом ноги принесут, он не думает.

– Какие отношения были у Черенкова с Ложкиным?

– Обыкновенные. Заискивал перед ним Ложкин.

– Не ссорились, значит?

– Нет.

– А как с другими деревенскими?

– Ну как тебе сказать… Он особняком держался. Власть всё-таки… Хотя иных выделял. С батюшкой нашим дружбу водил.

– Что вы говорите! – удивился Цимбаларь. – А я-то думал, что он был безбожником.

– Нет, на службу наведывался. Случалось, и причащался.

– Ну а с женщинами как у него дело обстояло?

– Ох, не хочу сплетни разводить! – Такая преамбула, по-видимому, означала, что именно сплетнями она сейчас и займётся. – Кобель он был, между нами говоря. К библиотекарше наведывался, а учителке тайком ребёночка сделал.

– Вот это да! – Цимбаларь и вправду был ошарашен. – А не могло ли убийство Черенкова быть местью за Решетникову?

– Кто же за сироту отомстит… – пригорюнилась старуха. – Она всё больше с малыми детушками водилась, на взрослых глаза поднять не смела. Боялась нас, дикарей.

– Ну ладно, – Цимбаларь встал. – Не буду отвлекать вас от творческого процесса. Спасибо за обед. Но в следующий раз лучше опять налепите пельменей. С медвежатиной.

Он поспешил на опорный пункт, включил компьютер и отыскал материалы, касающиеся Решетниковой. Вывод патологоанатомов был краток и разночтений не допускал: смерть наступила в результате отравления гемотоксическими медикаментозными веществами, предположительно ацетилсалициловой кислотой. Исследование внутренних органов по просьбе родственников не проводилось.

Когда окончательно стемнело, Цимбаларь сделал вылазку к магазину. На сторожевой пост только что заступил Борька Ширяев, чуть-чуть более весёлый, чем обычно.

– Кроме истопника, никого к магазину не подпускать, – наставительным тоном произнёс Цимбаларь. – И учти, я дверь на всякий случай опечатал.