Особый отдел и пепел ковчега

Некоторое время спустя стало известно, что подпольную школу киллеров, обычно именуемую «Новосибирской», закончило примерно полсотни человек. Около двадцати из них погибли, причём семь — за границей. В тюрьмах России содержалось трое, в иностранных — один. Сведения о том, как сложились судьбы остальных выпускников, отсутствовали. Ничего не было сказано и о завязавших.

Из заключенных наибольший интерес представлял некто Скворцов, по кличке Солист, сидевший практически рядом — в колонии строгого режима под Тулой. Срок у него был не маленький, восемнадцать лет, из которых минуло только два.

— Ты, Пётр Фомич, не обижайся, но ехать туда придётся тебе, — сказал Цимбаларь. — Никто другой этого рогомёта не расколет.

— Да я бы и без ваших подсказок поехал, — ответил Кондаков. — Там мой земляк заместителем начальника служит. Давно собирался его навестить, да всё подходящего случая не подворачивалось.

— Вот и славненько! — обрадовалась Людочка, честно сказать, не ожидавшая от Кондакова такой покладистости. — На какое число заказывать билет?

— Не надо никаких билетов! — возмутился Цимбаларь. — Я Петра Фомича с ветерком прокачу. До самой Тулы... По волнам, по морям, нынче здесь, завтра там... Вы без дела тоже не сидите. Мезузу я вам оставляю. Будете надевать её и по очереди гулять в тех местах, где может появиться Окулист. Бетил она метров за сто чует. Даже сквозь капитальную стену... Заодно проверьте все оружейные магазины, склады, тиры и прочие заведения, имеющие отношение к боеприпасам... И постоянно будьте на связи! Не исключено, что мы узнаем нечто такое, что потребует немедленных ответных действий.

Глава 16 КРОВАВЫЙ КОМПОТ

К сожалению, надеждам Кондакова не суждено было исполниться. Его земляк, посвятивший всю свою жизнь служению системе исправительно-трудовых учреждений (так ещё со сталинских времён стыдливо именовали тюрьмы, лагеря и колонии), благополучно уволился ещё год назад и перебрался в Краснодарский край, где владел двухэтажным домиком с виноградником и видом на море.

Однако руководство колонии, ныне находившееся в ведении Министерства юстиции, к нуждам бывших коллег отнеслось с пониманием и обещало устроить встречу со Скворцовым сразу после обеденного перерыва.

— Сейчас его лучше не беспокоить, — пояснил начальник оперативно-режимной части, так называемый «кум». — Он мебельные шиты в столярном цеху клеит. Дело тонкое, и другого такого специалиста у нас нет.

— Стало быть, встал на путь исправления, — с одобрением произнёс Кондаков.

— Могила его исправит, — скептически усмехнулся «кум». — Он потому овцой прикидывается, что побег замыслил. Надеется в шкафу или в тумбочке на волю выбраться. Вот и трётся возле мебельного производства. А нам это только на руку. Пусть зарабатывает средства для родного учреждения.

— Как вы полагаете, он темнить будет или правду скажет? — поинтересовался Кондаков.

— Это смотря о чём разговор пойдёт. Если дело прошлое, никого конкретно не затрагивающее, может и правду сказать. А во всех остальных случаях соврёт, но так правдоподобно, что комар носа не подточит... Я этих басурман лучше всякого рентгена вижу. Недаром двадцать лет в оперативно-режимной части служу. Он ещё рот не успеет открыть, а я уже знаю, о чём базар пойдёт. В нашем деле иначе нельзя... Вы мой совет послушайте. Когда будете со Скворцовым говорить, как бы случайно намекните, что собираетесь на какое-то время взять его из зоны. Для опознания, очной ставки или там ещё для чего-нибудь. Тогда он возле вас ужом обовьётся, кенарем запоёт. Глядишь, на радостях и сболтнёт что-то важное.

— Неужто так по свободе соскучился? — удивился Кондаков.

— Да нет же! Из следственного изолятора или из милицейского «обезьянника» сбежать куда легче, чем из зоны, — пояснил «кум». — Вот он себя и тешит упованиями. Здесь все на идее побега помешаны. Спят и видят себя по ту сторону «запретки»... И вот что ещё. Я, конечно, ваши карманы выворачивать не собираюсь, но проносить на территорию колонии спиртное или наркоту не рекомендую. Этим вы преступника к себе не расположите, а, наоборот, свою слабинку покажете... Сигаретой угостить можно, сигарета общению способствует... А впрочем, кого я учу! Вы ведь лагерные порядки, наверное, не хуже моего знаете.

— Так-то оно так, но добрый совет никогда не помешает, — сказал Кондаков. — Тем более что сейчас тут у вас столько перемен. Исправительно-трудовые колонии превратились в просто исправительные. И эмблемы на петлицах совсем другие.

— Но я принципиально ношу прежние. — «Кум» горделиво продемонстрировал эмблемы МВД.

Для беседы со столичным следователем Скворцова вывели в прогулочный дворик, так называемую «локалку», что как бы подчёркивало неформальный характер встречи.

Кондаков, предварительно ознакомившись с его делом, добродушно поинтересовался:

— За что же, Михаил Павлович, тебе такой срок запаяли?