— Тогда я спрашиваю вас как мужчин: могли ли у Уздечкина на старости лет возникнуть столь сильные чувства к мегере и змее подколодной? Ведь прежде он лирическими стихами вообще не баловался... Неужели причиной тому лишь страх перед деспотическим характером жены? Не поверю... Послушайте сами. Стихотворение называется «Воздаяние» и посвящено, естественно, Сонечке. — Людочка открыла книгу на заложенной странице и продекламировала:
— Мало ли что рифмоплёту может привидеться! — фыркнул Ваня. — Особенно с перепоя. Накорябал стишок и скорее в редакцию за гонораром. А посвящение автоматом поставил.
— Тут ты не прав, — возразила Людочка. — Когда Пушкин писал: «Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты... » — он имел в виду именно Анну Керн, а не какую-то отвлечённую фантазию. В стихотворении Уздечкина речь тоже идет не о метафорическом образе и уж тем более не о мегероподобной Софье Валериановне, а о вполне конкретной девушке... Послушайте ещё. В стихотворении «Очарование» практически нарисован её словесный портрет.
— Да, на Софью Валериановну это совсем не похоже, — согласился Кондаков. — У неё нос как вороний клюв, а глаза как бельма. Тем более возраст... Ну что же, твоя мысль нам понятна. Последние стихи Уздечкина посвящались не жене, а какой-то другой Софье, с которой он завёл шуры-муры. И что из этого следует? Только то, что поэтам свойственно увлекаться женской красотой.
Цимбаларь тоном знатока добавил:
— Например, Александра Блока вдохновляли исключительно дорогие проститутки, к которым он всю жизнь испытывал непреодолимую тягу. Они у него и «Прекрасные дамы», и «Незнакомки». А свою жену он разлюбил на следующий день после свадьбы. Но для поклонников поэзии Блока эти факты малоинтересны.
— У Блока на закате жизни даже приличных штанов не было, — не унималась Людочка. — А Уздечкин обладал чудодейственной реликвией, ценность которой прекрасно понимал. Вы про это не забывайте! Цитирую стихотворение «Прощание».
Мужчины, окончательно сраженные этими рифмованными доводами, переглянулись.
— Стихотворение посвящено Сонечке? — уточнил Кондаков.
— Вот именно! — с победным видом ответила Людочка.
— Как же мы всё это раньше проморгали? — Цимбаларь почесал за ухом.
— А не надо было над чужими стихами издеваться! — Людочка торжествовала. — Это, между нами говоря, тоже документ. Более того, улика.
— Неужели Софья Валериановна так ничего и не заподозрила? — удивился Кондаков. — Стихи-то выдавали Уздечкина с головой.
— Вряд ли она читала их, — ответила Людочка. — Наталья Гончарова, например, была абсолютно равнодушна к творчеству своего гениального мужа.
— В отличие от сестры Сашеньки, которая любила своего свояка и как поэта, и как мужчину, — заметил Цимбаларь. — Я вот о чем думаю: как понимать стихотворную строчку: «Ты однажды впорхнула птичкой...»
— Если это не поэтическая метафора, то его Сонечка, скажем, могла танцевать на сцене. Прыг-скок, прыг-скок... — такое предположение высказал Кондаков.
— Или выламываться в стриптизе, — добавил Ваня. — Уж там действительно порхают. Правда, чаще всего вверх ногами.
— Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов гимнасток и прочих спортсменок, — сказала Людочка. — Чтобы выяснить пристрастия Уздечкина, надо сначала изучить его образ жизни. Бывал ли он в театре, посещал ли спортивные состязания.
— Каждый нормальный москвич хоть раз в год да побывает в театре, — оживился Кондаков, по-видимому, вспомнивший что-то своё. — Меня пару месяцев назад тоже затащили в оперу. Скукотища! Два часа подряд одни арии, причем не по-русски. Балет в этом смысле куда занимательней. Короче, заснул я во втором отделении и благополучно проспал до самого конца...
— Ближе к теме нельзя? — поинтересовался Цимбаларь.
— Можно, можно, — спохватился Кондаков. — Я одного боюсь — как бы эта любовь не оказалась платонической. Типа того, как у Данте с Беатриче. Или у девы Марии с Иосифом Обручником.