Особый отдел и пепел ковчега

Лицо игрока, сидевшего спиной к окну, и в самом деле было наполовину скрыто массивными солнцезащитными очками, но рядом с ним лежал отнюдь не пистолет, а пухлый бумажник, сделанный из чёрной кожи. Человек с волевой внешностью, оказавшийся к опергруппе ближе всех, оглянулся через плечо, но не со страхом, а скорее с любопытством. Двое других игроков проявили к незваным гостям ещё меньше интереса. Тот, который находился справа от окна и в данный момент держал в руках трефового туза, был удивительно похож на полковника Горемыкина.

Заранее приготовленная фраза: «Руки вверх!» — всё же сорвалась с губ Цимбаларя, но прозвучала как-то неубедительно.

— Вы бы оружие опустили, — посоветовал человек, чьё тождество с Горемыкиным уже не вызывало сомнений. — Так и до беды недалеко.

— Слушаюсь. — Цимбаларь беспрекословно исполнил приказание своего непосредственного начальника.

— Явившись сюда, вы забыли представиться, но по голосу я, кажется, узнаю майора Цимбаларя. — Оставив игру, Горемыкин всё своё внимание сосредоточил на оперативниках, ощущавших себя как тот волк из басни, который вместо овчарни попал на псарню.

— Так точно, — вынужден был признаться Цимбаларь.

— Какие же ветры занесли вас сюда? — поинтересовался Горемыкин. — Только не говорите, что хотели поздравить меня с юбилеем особого отдела или с международным днём стандартизации.

— Разрешите доложить! — на ходу срывая дурацкую маску, вперёд выступил Кондаков. — Сюда мы явились в поисках карточного шулера по кличке Пляжник, якобы владеющего тем самым предметом, который мы в настоящее время разыскиваем. К сожалению, оперативная информация оказалась недостоверной. Приносим наши глубочайшие извинения.

— И кто же из нас подходит на роль Пляжника? — Горемыкин окинул своих друзей критическим взором.

— Вот этот гражданин. — Кондаков указал на человека, сидевшего спиной к окну.

— Разве? — делано удивился Горемыкин. — А я-то прежде знал его как кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» отставного полковника Российской армии Игоря Петровича Гусельникова. Ну-ка, Игоша, сними очки и яви нам свою злодейскую сущность.

Гусельников приподнял очки на лоб, и стало видно, что верхняя часть его лица обезображена шрамами от ожогов, а левый глаз вообще отсутствует.

— Вы удовлетворены? — с оттенком снисходительности осведомился он. — Или у вашего Пляжника должны иметься какие-то особые приметы?

Поколебавшись всего мгновение, Кондаков сказал:

— Разрешите глянуть на заднюю поверхность вашей шеи.

— А что вы там хотите увидеть?

— Родинку в форме сердечка.

— Смотрите. — Гусельников привстал и, повернувшись к Кондакову боком, оттянул ворот сорочки вниз, так что стал виден вытатуированный на его загривке двухглавый российский орёл. — Другие вопросы имеются?

— Никак нет. Ещё раз извините. Такая уж у нас служба.

— Да, переусердствовали, — неодобрительно произнёс Горемыкин. — Весь паркет моей тетушке затоптали. А она особа строгая. Когда соседи приходят ко мне переброситься в преферанс, случается, метлой их гоняет.

— Так вы, значит, все здесь живёте? — с глуповатой улыбочкой промолвил Кондаков. — В одном подъезде?

— Да практически даже на одной лестничной площадке, — ответил Горемыкин. — Друзья детства... Вот Анатолий Иосифович работает в Министерстве налогов и сборов, а Виктор Николаевич в прокуратуре. Все, так сказать, на государевой службе...

— Подождите-ка. — Человек с волевым лицом, которого Горемыкин назвал Анатолием Иосифовичем, обратился к Кондакову. — Я уже где-то слышал о матёром шулере, безбожно обирающем игорные дома и имеющем на шее отличительный знак-родинку, похожую не то на сердечко, не то на бабочку. Если хотите, я наведу о нём справки в гильдии владельцев казино. С посторонними они своей информацией, как правило, не делятся, но от меня, думаю, таиться не станут.

— Будем весьма признательны... Разрешите идти? — Толкая задом Цимбаларя, Кондаков попятился из гостиной.

— Идите, идите. — Горемыкин на прощание даже помахал им рукой. — Да не забудьте извиниться перед моей тётушкой.

Людочку они застали на кухне, где та — естественно, уже без маски — в обществе хозяйки пила чай.

— А я Клотильду Карловну узнала, — радостно объявила девушка. — Лет пять назад, ещё в бытность секретаршей, я привозила ей лекарства... Правда, Клотильда Карловна?

— Правда, деточка, правда, — охотно подтвердила старушка. — У меня в ту пору было обострение базедовой болезни.

— Вы уж извините, что мы так опростоволосились, — расшаркался Кондаков. — Спутали райские куши с геенной огненной.

— Ох, как я вас понимаю! — затрясла головой Клотильда Карловна. — Сама когда-то приняла желаемое за действительное и поверила этим бредням о грядущем царстве социальной справедливости. А ведь у меня была возможность преспокойно перебраться во Францию.

Дождавшись, когда хозяйка отойдёт к закипающему на плите чайнику, Людочка шёпотом сообщила: