Читаем Особый отряд 731 полностью

Мой месячный оклад был невероятно высок. Помимо основного оклада — около ста иен, я получал фронтовые и надбавку за службу на опасной территории. Всего набиралось около трехсот иен, которые я при всем желании не смог бы истратить, да и тратить их было некуда. Все деньги, кроме тридцати иен на карманные расходы, я каждый месяц вносил на военную сберегательную книжку. До ста иен в месяц разрешалось высылать родителям. Об этом я написал матери. Указывая свой обратный адрес, я перед словами «731-й Маньчжурский отряд, учебный отдел» написал «Маньчжоу-Го, провинция Биньцзян, уезд Пинфань». Мне сделали замечание, что «никогда нельзя указывать местонахождение части и писать о том, что здесь делается», и приказали переписать письмо.

Пришлось переписать открытку. Я знал, что ее прочтет цензура, и потому не стал писать о нашей части. Впрочем, и эта открытка, попади она начальнику группы, возможно, показалась бы ему неосторожной, хотя я всего в двух-трех строках сообщал лишь о том, что жив и здоров, и спрашивал, нужно ли высылать деньги. Писать о своих впечатлениях, о городах, через которые мы проезжали по пути сюда, о моих здешних товарищах, очевидно, тоже было нельзя.

От матери пришел ответ. Она писала, чтобы я не беспокоился, так как дома все благополучно, а свои сбережения отдал бы родине.

— Замечательная у тебя мать! И ты крепись, не поддавайся, — с этими словами начальник группы Осуми передал мне открытку от матери.

Это было спустя месяц после приезда на место. Я еще не знал, почему следует так строго хранить тайну нашего пребывания здесь, но вскоре все стало ясно, и меня все чаще и острее мучило раскаяние: зачем я приехал в это страшное место.

Тюрьма под покровом военной тайны

Вскоре начались занятия. До полудня у нас была военная подготовка, а затем лекции по различным предметам, но изучение их было поставлено необычно. Кроме общеобразовательных предметов, мы слушали лекции о различных инфекционных заболеваниях: тифе, дизентерии, холере, дифтерии, туберкулезе, сапе, чуме и многих других. Нашими преподавателями были военные и вольнонаемные врачи. Все они имели высокие чины и ученые степени докторов медицинских наук.

Многие из нас не имели ни малейшего представления о заразных болезнях и испытывали одно лишь отвращение к ним, поэтому на лекциях мы чувствовали себя несколько подавленно. Мы были очень удивлены, узнав, что в японской армии имеется такой особый медицинский отряд, как наш. Очень скоро мы начали понимать в общих чертах его характер и назначение. Но мы не имели ни малейшего представления о том, к какой работе нас готовят, и даже не думали критически разобраться в смысле нашего обучения. Было похоже, что нас, не искушенных в жизни подростков, родившихся и выросших в глухих деревнях, собрали здесь, вдали от людей, чтобы подготовить к секретной службе. Ходили слухи, что после двух-трехлетнего обучения здесь нас пошлют в медицинский институт в Харбине и по достижении призывного возраста оставят в отряде в качестве лаборантов. Нам было суждено всю жизнь провести в отряде. Несмотря на это, мы прилежно изучали все предметы, которые нам преподавали: ведь нужно было сдавать экзамены.

— Выбросьте из головы мысль о том, что когда-нибудь вы вернетесь домой.

Эти слова начальников не шли в сравнение с банальным выражением в армии, вроде: «Не думайте, что вам удастся живыми вернуться на родину». В них явно сквозила тревога за сохранение тайны.

Кроме нас — в общей сложности около ста человек, прибывших сюда недавно, — большая часть личного состава отряда жила со своими семьями в казенных квартирах в трехэтажных зданиях европейского типа в западной части лагеря. Примерно половину из них — около двух тысяч человек — составляли военные и вольнонаемные врачи и другие специалисты, которые знали только квартиру да рабочее место в лаборатории. В расположении отряда находились крупные научно-исследовательские лаборатории, которые, конечно, не нужны для обычной воинской части. Были там также электростанции, различные склады, питомники для подопытных животных, лавка, спортивная площадка, небольшой парк, лекционный зал с киноаппаратурой, огороды, аэродром и даже бассейн для плавания и храм. Снабжение отряда всем необходимым и связь осуществлялись через военно-медицинское училище, находившееся в небольшом городке Синьсуяолинь. От железнодорожной станции Пинфань в расположении отряда была проложена железнодорожная ветка, с Харбином отряд связывало шоссе специального назначения, принадлежавшее отряду.

Вероятно, немногие даже из тех, кто жил в Маньчжурии, знали, что всего в двадцати километрах к югу от Харбина и в восьми с небольшим километрах к западу от станции Пинфань находится особый отряд с таким разнообразным хозяйством.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза