Особый порядок

Друзья проснулись, поднялись и перешли на другую половину. А там – будто целый малинник. Николай удивился и не знал, на кого и смотреть. Дед отдыхал на печи.

– Смотри-ка, Николай, – говорил Илья, – сколько их тут, каждому аж без малого по три достаётся.

– Ничего себе, – шутливо возмущалась Марина Алексеевна, – каждому по три. А нас что, в счёт не берёшь?

Все захохотали. Дед, смеясь, закряхтел.

– Эх, тётя…

– Я дам тебе «тётя»! – пожурила она, улыбаясь. – Идите умываться.

– Ладно, уговорили… Пойдём, Николай, нас отсюда гонят.

– Пойдём, если так.

До Нового года оставались считаные часы. Всё было приготовлено. Оставалось только тому самому малиннику привести себя в порядок – это обязательно следует сделать.

Ох, сколько женских секретов обнажилось вдруг в этот вечер перед взором Николая. Как они соблазнительны, чарующи и вместе с тем дьявольски, порочно жестоки. Никто из девиц не стыдился его, а он сам, имея ребяческую совесть, смущался. Смущение молодого человека как раз-то и придавало больше всего девицам то неудержимое нахальство, приводившее его в неимоверную робость. Мамаши больше делали вид, будто стыдили дочек, и лишь ради приличия прогоняли их в другое помещение.

А Илья обнаглел, потерял стыд. Смело, ничуть не смущаясь, поправлял на девушках одежду, особенно с наслаждением поправлял интимные её части. Не каждая ведь, заметьте, позволит подобную выходку кому-нибудь другому. Правильно! Здесь все свои, кровные – чего уж там!..

Наконец женщины и девушки нарядились и стали собираться к столу.

Сколько здесь их – молодых, красивых, милых деревенских барышень и девиц – собралось к праздничному столу… Прошу прощения заранее: не стану я на этот раз рисовать их лица, как бы они ни были милы, не стану раскрывать их имена, ибо, к сожалению, им не суждено принимать участие в дальнейшем повествовании. Пройдут праздничные дни – и прощайте, милые. А пока они здесь, все вместе собрались в родном доме и радуются, поздравляют друг друга, желают здоровья да любви. Итак, с Новым годом! С новым счастьем! Ударились в руках друг о друга глухие, но крепкие стеклянные бокалы, наполненные крепким спиртным. Спиртное быстро выпито… Новый год!

– Деда, – обратился внук, – мы с Николаем пойдём на улицу – отсалютуем из нашей гаубицы.

– Ступай, шалун, ступай, – отмахнулся рукой дед.

Илья достал спрятанное ружьё, названное им гаубицей, взял несколько к нему патронов и вышел на улицу. Вслед за ним последовал Николай.

Раздались ружейные выстрелы – первые выстрелы произвёл Илья. После чего он передал ружьё другу:

– Теперь ты. Стрелял раньше?

– Нет, никогда.

– Когда-то ведь надо начинать.

Стрелял Николай морщась и закрывая глаза. В морозной ночной тишине ружейные выстрелы разносились звонко, далеко и раскатисто. Стрельба в населённом пункте была правонарушением, и нарушителей общественного покоя могло ожидать административное наказание – но этот случай им, нарушителям, сойдёт с рук. Друзья вернулись в дом. Ружьё довольно-таки скоро вернулось на прежнее место.

Время давно перевалило за полночь, а в доме по-прежнему шумно и весело. Старики устали от шума, они отправили всю весёлую компанию на другую половину дома, а сами залезли на печь и, повздыхав тяжело и покряхтев, заснули. Скоро дед захрапел. Старушку храп старика давно перестал беспокоить: привыкла, вдобавок к старости она стала хуже слышать.

Девицы-дочки собрались на улицу, уговорив пойти вместе с ними и парней – Илью и Николая. Собрались живо и ушли. Женщины-матери, сёстры, остались одни. Вдруг в доме стало как-то непривычно тихо. Тишина царила недолго. Между женщинами – подругами или сёстрами – всегда находится разговор за столом. Посплетничав между собой, повздыхав, помолчав, стали вскоре расходиться и они.

– Ладно, Настёна, пока, – прощалась первой Марина Алексеевна. – Заходи и ты к нам.

– И к нам заходи, – подхватила другая. – Всё будет хорошо, вот увидишь.

– Не переживай ты так, – успокаивала третья.

– Спасибо вам, мои сестрёнки.

Все трое поочерёдно поцеловали её и разом вышли из дома. Анастасия Алексеевна осталась одна, и на неё напала вдруг необъяснимая тоска, грусть. Она не знала, чем себя занять. Посмотрела на часы: пятый час ночи, вернее будет сказать утра.

IV

Вернулись друзья под самое утро, когда старики зашевелились, чтобы управляться с хозяйством. Вернулись они весёлыми, но уставшими. Им хотелось только одного – спать.

Анастасия Алексеевна, подремав немного, встала и вышла вместе с родителями во двор. Хоть и городская она давно, но от заложенного в неё с рождения, видно, ей не избавиться. В доме скоро наведён порядок. Можно теперь и поговорить.

– Мама, – начала неуверенный разговор Анастасия Алексеевна, – почему я такая дура?

– Ты, доченька, в город уехала, – сказала старушка.

Анастасия Алексеевна не поняла, к чему это сказано. Она задумалась.

К разговору присоединился отец:

– Ты говори нам напрямик.

– Что мне делать? – спросила она у отца.

– Откуда мне знать, что делать, когда ты ничего нам не сказала.

– Я полюбила одного человека.

– И не знаешь, что делать?

– В том-то и дело.

– Он-то хороший?