– Ну, хватит, – решительно положила конец спорам мама. – Вот это у нас Филя, а это будет Фенечка. Понятно тебе, чудо лохматое? Вот это Оля, – она показала на меня – а это – мама коснулась носа щенка – Феня. Это – Филя. А ты – Феня. Запоминай.
Где мой завтрак?!
Прошел месяц. Фенечка заметно подросла. Днем она свободно гуляла по комнатам, а на ночь мы все еще укладывали ее в манеж, хотя Филька особого внимания на нее не обращал. Лапки у щенка понемножку заживали, животик постепенно стал розовым, а хвостик оброс и стал пушистеньким, как у зайца. Шерстка у нее была черной, и все время словно топорщилась.
– Что ж ты за собака-то такая, – удивлялся отец, в очередной раз пытаясь пригладить щеткой торчащую в разные стороны шерсть. – Вот же дикобразик.
Огорчала нас только ее молчаливость. Из-за этого, кстати, приходилось быть вдвойне осторожным: во время игры острые, как иглы, зубки в любой момент без предупреждения могли вонзиться в руку.
В отличие от Фильки, который в ее возрасте перепробовал много нашей обуви, Феня предпочитала большие мягкие игрушки. Что уж она себе представляла, сказать не могу, но когда щенок видел плюшевого медведя, кота или черепаху, особенно раза в два больше себя, ее глазки загорались, и «охотница» радостно накидывалась на игрушечную жертву. Пять минут сосредоточенного сопения – и маленькие зубки «перепиливали» лапу или шею.
При этом на наше шутливо-укоризненное:
– Феня, ну ты зачем?
Щен фыркал в сторону поверженного «врага», и мордаха у нее при этом была ну очень довольная.
Распорядок в нашей семье с появлением Фенечки изменился не сильно: утром мама также уезжала на дачу кормить собак, днем гуляла с Филиппом, а вечером после работы на прогулку с ним уже отправлялась я. Феня ждала нашего возвращения, но желания узнать, куда это ходит Филька, не проявляла. Мы не настаивали: пусть почувствует себя в безопасности, да и нечего ей на улице делать, пока лапы не заживут.
Каждое утро, в одно и то же время, Филька и Феня получали свой завтрак. К этому важному моменту Фенечка обычно уже просыпалась и повиливала хвостиком, прислушиваясь к звукам с кухни. Филипп же, проголодавшись с ночи, мог и голос подать, мол, давайте быстрее, есть же хочется!
Вот такой требовательный и слегка обиженный лай и разбудил меня однажды утром.
– Филя! Ты сейчас весь дом поднимешь! Перестань сейчас же! – Я открыла глаза и увидела в своей комнате Филиппа, который с удивлением прислушивался к раздающимся звукам. Мы поспешили к манежу.
Да, это была Феня! Чуть хрипловато, но достаточно громко она выражала свое недовольство: тарелки с едой не было!
– Ну, иду я уже, иду, – мама, смеясь, поставила миску в манеж и погладила щенка. – Вот наша девочка и заговорила.
Кто в доме главный
Время летело быстро, и скоро Фенечке исполнилось полгода. Она заметно прибавила в весе, а ростом была уже чуть больше Филиппа. Лапки зажили и беспокоили ее редко.
Манеж мы давно убрали. Фенечка жила теперь в маминой комнате. К улице мы ее не приучали, как-то сразу решив, что ходить в туалет она будет дома на пеленку. Если щенок засыпал – а это могло случиться в самый разгар игры – все ходили на цыпочках и шикали друг на друга:
– Тихо! Ребенок спит!
Когда ей удавалось попасть на кровать – а ей приходилось ждать, когда кто-то из нас ее подсадит, ведь запрыгнуть, как Филька она не могла – первое, что Феня слышала, было:
– Не сиди с краю!
А когда она смотрела с кровати вниз, примериваясь, как бы слезть, к ней бросалась вся семья с криком:
– Стой, погоди, сама не прыгай! Сейчас сниму!
Причем, сама Фенечка себя инвалидом явно не считала. Она достаточно быстро бегала из комнаты в комнату, но лишь когда они вместе с Филиппом начали играть в догонялки, мы подумали, что и в коридоре тоже необходим ковер, чтобы маленьким лапкам было не так больно.
За все время, пока Фенечка жила у нас, на улицу мы выносили ее дважды – просто посмотреть, ведь она ничего еще не знала. Она сидела на руках, принюхивалась к незнакомым запахам и старалась спрятаться, если видела мужчину с пакетом или большой сумкой. Этот страх остался у нее до сих пор, и мне иногда кажется, что лапки она потеряла не только по вине ноябрьских морозов.
Нет, особой она себя не считала, но наше отношение к себе улавливала и этим пользовалась. Когда наступало время приема пищи, первой тарелку нужно было ставить ей. Если в доме появлялась новая вещь – игрушка ли для них, или что-то для нас – Фенька обязательно должна была первой обнюхать новый предмет. В противном случае нас ждало очень громкое выражение недовольства, а потом долгое оскорбленное молчание.
И вот однажды, когда я взяла в руки Филькин поводок, Феня, обогнав опешившего Филиппа, вылетела из комнаты и помчалась к двери. То ли она и здесь хотела быть первой, то ли, пока нас не было дома, Филька ей что-то объяснил про улицу, но Феня в первый раз за все время сама попросилась выйти.
После этого, конечно, ни о какой пеленке речи уже не шло.
Лето